Сердце молодого человека оборвалось от страха.
– Я, – выдохнул он, дернувшись от неожиданности.
– Прапорщик Березняк, – военный, едва различимый в тусклом свете станционных огней, кинул руку к козырьку. – Командир прислал меня, чтобы встретить вас.
Он подхватил чемоданчик Зангирова и пошел в темноту.
– До отряда девятьсот метров, – прапорщик говорил, четко отделяя слова, и Муса подумал, что это, наверное, от привычки командовать, – так что пройдемся, заодно и городок наш посмотрите.
– В темноте? – Преодолев страх, насмешливо проговорил офицер.
– Сейчас глаза привыкнут и все увидите..
Тишину ночной улицы нарушали лишь звуки их шагов, да трели сверчков.
– Далеко до границы? – Муса, сам удивившись себе, спросил это шепотом.
– Граница? – Громко хохотнул провожатый. – Это как посмотреть. На «уазике» – через десять минут можно упереться в «колючку», а пешком – чуть больше. И чего это вы шепчете? Шпионов здесь нет, басмачей лет сорок назад повывели, бояться нечего. Это там, у КСП, надо себя вести тихо и незаметно, чтобы их звуковая разведка не обнаружили. Да и то, они уже знают все наши тропы и секреты. Так же, как и мы – их. Сейчас и там, и тут такая аппаратура, которая в любой темноте и тишине все видит и слышит. Хотя, – он неопределенно хмыкнул, – командир меняет расположение секретов каждый две недели. Но. На мой взгляд, это лишние хлопоты.
Зангиров повел глазами по второнам. Темные плети глинобитных дувалов, за которыми сгрудились безмолвно невидимые дома, походили на заговорщиков.
– И что противник? – Молодой офицер чувствовал непонятное недовольство прапорщика и, думая, что это связано с приказом командира встретить его, хотел отвлечь Березняка.
– Так сразу и «противник»? Обычные люди, несут обычную службу. Мы им не нужны, они – нам. – Муса понял, что Березняк улыбается. – Это пройдет, месяца через два пройдет, помотаетесь по границе и поймете, что почти все написанное о нас – чушь собачья. Жара, пыль и скука – вот и вся граница.
– А что на гражданку отсюда уйти нельзя? Выбрать какой-нибудь уютный уголок России, поставить на берегу речушки, в березовам бору домик и жить там без пыли и жары.
– Я бы жил, – в голосе прапорщика прозвучала горечь, – да грехи не пускают.
– Так, уж, и грехи?
Березняк промолчал. Впереди показались деревянные ворота, освещенные фонарем. Муса пригляделся и понял, что им уже много лет, но спросить об этом не решился. Сбоку, в будке, похожей на аквариум, выднелся пограничник в панаме.
– Вот мы и пришли.
Прапорщик махнул рукой, солдат кивнул и нажал что-то на столе. Дверь распахнулась. Березняк вошел первым.