Оказалось, что так и не выразанные инициативным садовником глаза брендизайка смотрят примерно в ту же сторону, что и глаза троих злосчастных путешественником. Теперь они шли вместе. Мало по малу хоббит стал привыкать к присутствию этой твари, и теперь пустынники не внушали ему такого отвращения как у незабвенного протоплазменного озера. Он узнал, что его нового знакомого зовут Мериадоком, или просто Мерри, и что брендизайк, или, иначе говоря, корчевщик - это так же как жид - не только матерное ругательство, но и обозначение вполне конкретного народа. Фродо вспомнил, как когда-то злобные Лякошель-Бэггинсы обозвали его в детстве "самым настоящим брендизайком". Услышав эту историю Мерри заметил:
- Дурак ты Бэггинс, и пятки у тебя мохнатые. Тебе комплимент сделали, а ты обиделся.
Хоббит бросил взгляд на мутанта. Нет, даже зная, что это комплимент, он не захотел бы его принять.
На седьмой день путешественники нагнали уже знакомую Фродо серую роту имперских урук-хайев. Урук-хайи мерно топали и на пол Татуина горланили свою ротную песню:
День, ночь. День, ночь.
Мы идем на Лориен.
День, ночь. День, ночь.
Все на тот же Лориен.
Пыль, пыль, пыль, пыль
От шагающих сапог,
И отдыха нет на войне...
Последним в колонне в метре над землей медленно и изможденно летел, отставая и всех задерживая, выпускник назгульской академии Пертвит. Они встретились как старые знакомые. Едва увидев Фродо, назгул перестал привычно сопеть и издал душераздирающий вой. Фродо ничуть не смутился столь бурным выражением дружеских чувств и сразу же поинтересовался:
- Скажите, если вы летаете на такой высоте и с такой скоростью, зачем вы вообще летаете?
Назгул болезненно поморщился.
- Рожденный ползать понять не может!
Но Фродо ничуть не обиделся и продолжал тараторить. Они прошагали уже довильно порядочно, и гемикрания назгула успела смениться обычной головной болью от хоббитчей бесконечной трескотни. Наконец, они остановились на привал. Здесь Татуин уже подходил к концу, и среди редкой растительности уже можно было развести костерчик.
Кто-то из орков взялся читать книжку. На обложке был изображен лысый человечек с острой бородкой и в кепке. Крупными киртаровскими рунами на имперском новоязе было написано "Сказки". Некоторое время он читал с интересом, но потом стал все более хмуриться и, наконец, бросил книжку в костер.
- Нет, ну до чего эльфы народ довели! Уже сказки разучились писать.
- А чо? - приподнялся другой урук.
- Сюжетик у них для сказки! Придумали, понимаешь, какого-то Ленина. Он у них эдакий добрый владыка, Учитель и борец за счастье всего человечества. И вот, мол, приходит в его замок, Смольный вроде, старуха и хочет передать сынишке свому вареньица да какой то домашней хавки. Сынок то на службе, понимаешь, у этого самого Ленина. А старуха его, то есть Ленина, не знает. Она и думает, что с какой то снагой из мелкого начальства треплется, а меж тем треплется она, понимаешь, с самым что ни на есть ихним главным поханом, с Лениным то есть. А он, вишь ты, с ней эдак по-простому. Она его и спрашивает: "А как, мол, Сам Ленин то выглядит?" А он, слышь ты, засмеялся и говорит: "Да вроде меня"...