В общем, Сергей Сергеевич имел все основания поежиться, увидев в своем кабинете это таинственное и опасное существо.
Правда, с тех пор, как Полину, сбежавшую из ЦТМО в июне прошлого года, сумели с немалыми усилиями отловить и вернуть в Центр, она вот уже год не делала попыток вырваться «на волю, в пампасы». Главным стабилизирующим фактором для нее являлась контрсуггестивная нейролингвистическая программа, составленная сотрудницей центра Аней Петерсон. Грубо говоря, это был 24-разрядный код, блокировавший те мозговые центры, которые управляли Полиниными суперспособностями. Правда, только те, которые удалось выявить профессору Баринову. Никто не мог дать гарантий, что в один прекрасный момент Полина не сумеет «обойти» или «взломать» эту «дверь» и не попытается еще раз уйти в бега.
Но был и еще один стабилизирующий фактор. В ходе своего прошлогоднего побега, развлекаясь, в обществе замороченных ею «мамонтов» — супругов Юрки и Надьки Таран — Полина даже Надьку смогла в себя влюбить! — госпожа Нефедова оказалась в интересном положении. Естественно, от Юрки Тарана.
Ясно, что даже экстрасенсихе в таком положении не слишком удобно бегать по свету, а Баринову и Ларисе Григорьевне было весьма интересно узнать, не передастся ли будущему младенцу что-либо из маминых суперспособностей. Ребенок благополучно родился, ему шел уже четвертый месяц. Назвали его Борисом, в честь дедушки со стороны матери. Все это время Полина вела себя смирно, заботилась о сынишке и особых хлопот не доставляла. И вот вдруг потребовала аудиенции. Что бы это значило?!
ДЕВУШКА ИЗ «ХОЛОДИЛЬНИКА»
— Здравствуйте, Полина, — как можно более спокойным тоном произнес Сергей Сергеевич. — Лариса Григорьевна сообщила, что у вас есть ко мне какие-то вопросы. Это так?
— Скорее, у меня есть к вам деловое предложение, господин Баринов, — чуть заметно улыбнулась Полина. — Я хотела бы с вами сотрудничать.
— А разве мы уже не сотрудничаем? — прищурился профессор. — Если не считать небольшого перерыва в прошлом году, вы наблюдаетесь у нас уже больше двух лет. И благодаря вам мы' получили массу весьма полезных научных данных…
— Я знаю, — проявила эрудицию Полина, — что где-то в Колтушах, там, где работал академик Павлов, поставили памятник лабораторной собаке. На этом памятнике запросто можно было выбить надпись: «За выдающийся вклад в изучение высшей нервной деятельности». Но сотрудничество на правах лабораторной собаки меня не очень устраивает. И то, что моего сына изучают, как кролика, мне тоже не нравится.
— По-моему, вы преувеличиваете… — поморщился Баринов. — Конечно, я мог бы зачислить вас в штат ЦТМО, если бы у вас имелась базовая подготовка в области нейрофизиологии, нейролингвистики, биофизики или прочих подобных науках. Но у вас философское образование, к тому же весьма неглубокое. Может быть, во времена оиы вы бы могли бы нам понадобиться, чтоб подвести методологическую базу под наши, мягко говоря, не во всем согласующиеся с догматическим марксизмом исследования. Но сейчас-то, слава богу, мы в этом не нуждаемся…