- Вы хотели сказать, более надежные? - вновь мрачно усмехнулся Забродов.
- Можно сказать и так, - констатировал следователь.
По его лицу и по поведению Иллариону было понятно, следователь будет рад, если Забродов вообще исчезнет и растворится, как дымок от сигареты.
Иллариону Забродову после беседы со следователем, которую и допросом назвать было нельзя, довелось возвращаться домой пешком.
Инструктор в который раз поймал себя на том, что отвык ходить по городу пешком. А в самостоятельном передвижении есть своя прелесть. Можно зайти в любой магазин, в любое кафе, можно остановиться, проводить взглядом симпатичную девушку, посмотреть на двух любопытных старух, кормящих голубей черствым батоном, и даже подать милостыню неизвестно откуда появившемуся на дороге попрошайке.
Забродов прекрасно понимал, что это цыган, а не кавказский беженец, чей дом сожжен бандитами или федералами, цыган об этом тактично старался не говорить, но все равно Забродов дал ему монету, положив на грязную ладонь с черными ногтями.
"Я ему дал не потому, что он беженец, а потому, что он неплохой актер, умеющий себя подать", - нашел он оправдание своему поступку.
Улицы выглядели на удивление чистыми и ухоженными. Забродов поймал себя на мысли, что витрины оформляются по-новому чаще, чем он переставляет мебель в своей квартире. Там, где когда-то был гастроном, почему-то появляется кафе, а где маленький книжный магазин - теперь бар. Табачный киоск вдруг начал торговать алкогольными напитками, а вино-водочный магазин превратился в уютный ресторанчик.
Наконец, появилась знакомая арка с двумя майоликовыми амурами.
Забродов взглянул на окна своей квартиры:
"Интересно, услышал бы меня пес, если бы я свистнул? "
Илларион специально для этого перешел на другую сторону улицы, и, лихо заложив два пальца в рот, издал пронзительный свист. От него шарахнулись прохожие.
Забродов извинился:
- Пса зову, - объяснил он насмерть перепуганному пенсионеру с длинным зонтиком, снабженным бамбуковой ручкой.
- Какого еще пса? - пожал плечами дедушка и, постукивая зонтиком по асфальту, быстро засеменил прочь.
"Скорее всего, не слышит. А может, спит? Залег в мое кресло, положил голову на лапы, а когда услышит меня на лестнице, тут же переберется на коврик. Но меня он не проведет, приду и сразу проверю. Положу ладонь - если кресло теплое и на нем есть мелкая шерсть, значит, лежал. Наказывать не стану, он и так все поймет".
"Лэндровер" стоял во дворе на своем законном месте.
У подъезда в спортивных штанах с почти генеральскими лампасами, с сигаретой в углу рта топтался отставной полковник, нервно матерясь, и время от времени топая ногой в изношенном шлепанце.