- Это я так, чтобы отвязаться от него. Я видела, он ведь не намерен соглашаться, должна же я была его сплавить?
- Вот что, дорогая, я подумал и решил согласиться на двести тысяч. Идет?
Лиля тяжело задышала, ее сердце забилось, но не в предвкушении денег, а от холодного липкого страха. Галкин, как всегда, сумел удержать ситуацию в руках и выйти из нее победителем. Получалось, что уже не она шантажирует его и назначает цену, а он сам предлагает деньги, чтобы только от нее избавиться.
- Ты думаешь, меня волнует, что ты слишком часто трахаешься с моим сыном...
- Он меня заставляет.
- Я и это знаю. Знаю, где, когда, сколько. Я знаю все, даже знаю, сколько он тебе платил. И что самое скверное, Лиля, платил он тебе моими деньгами. И я еще платил тебе.
- Но вас же это устраивало!
- И тебя, и его? До поры до времени устраивало. Я думал, что ты за ним присматривать будешь, удерживать , от всяких глупостей. Но, видимо, я ошибся, придется нам с тобой расстаться. Приезжай ко мне через час, получишь свои деньги и проваливай к чертовой матери. Пользы от тебя никакой. Кстати, можешь и "жучок" уничтожить. Прослушивать тебя уже нет смысла, больше ты мне не интересна, - в трубке раздались гудки.
- Чтоб ты сдох! - произнесла Лиля, швыряя трубку на кресло.
На глаза навернулись слезы. Она чувствовала свое полное бессилие. Против Галкина она ничего не могла сделать.
"Ладно, - залезая под душ, думала Лиля, - придется все-таки доиграть роль обиженной, брошенной любовницы до конца. Вместе с Илларионом мы стрясли бы с него больше, но каждый выбирает свой путь".
Потом Лиле было страшно. Она чувствовала, что Борис Аркадьевич приготовил ей не только этот сюрприз, наверняка, приберег еще какую-нибудь гадость напоследок. Ей казалось, что даже деньги, которые она получит, будут смердеть, как грязные мужские носки.
Она привела себя в полный порядок, словно собиралась выйти на подиум или появиться перед фотокамерами.
"Прощальные гастроли, - глядя на свое отражение, думала Лиля. - Что ж, буду неотразима. Пусть облизывается, мерзавец! Но теперь уж все, его рука не прикоснется ко мне. Я их всех ненавижу, они мне все противны. Получу деньги и воспользуюсь советом Иллариона, может быть, куда-нибудь уеду. Хотя этих денег надолго не хватит".
Ее "ауди" стояла во дворе, еще не успевшая просохнуть от утренней росы. Она забралась в салон, вырулила со двора. Городской пейзаж расплывался, как во время дождя - она не могла сдержать слезы. Такая жалость к самой себе нападала на нее крайне редко, и чем ближе она подъезжала к дому Галкина, тем сильнее становилась жалость.