Он даже не среагировал, когда по столу быстро промчался огромный таракан. Кривошеева же передернуло, он поморщился и спросил у брата:
– Ты знаешь, как тебя зовут?
– Меня? – переспросил тот. – Свое имя я знаю – Евгений Андреевич, – не очень уверенно произнес сумасшедший.
Чувствовалось, что эти слова он произнес впервые за много лет. Они всплыли в памяти, как умение пользоваться ножом и вилкой.
– Нет, ты ошибаешься, тебя зовут Кирилл Андреевич.
– Кругловский говорил… – растерянно начал Евгений Кривошеев.
– Он ошибался, ты Кирилл Андреевич. Посмотри, – он протянул ему свой паспорт.
Брат Кривошеева растерянно посмотрел на фотографию.
– Пошли, посмотришь.
Он подвел его к зеркалу.
– Видишь? Там твое отражение. Видишь, в паспорте твоя фотография.
– Кирилл Андреевич Кривошеев, – прочитал Евгений, – а ты тогда кто?
– Я твой доктор.
– А почему ты так похож на меня?
– Так надо, и не спорь со мной, – резко оборвал его полковник налоговой полиции. – Ты – пациент, я – психиатр. Моя задача сделать тебя нормальным. Я тебя вылечу.
– А почему ты тогда не даешь мне пить никаких таблеток?
– Я лечу другими методами.
Кириллу Андреевичу было страшно оставлять брата одного. Чего доброго, выберется на улицу или выпрыгнет из окна, но Кругловский предупредил, что если приказать Евгению, то приказ будет выполняться неукоснительно. Доказательством тому было то, что брат просидел в клинике на стуле в одной и той же позе почти час.
– Ложись спать.
– Да, спать.., я хочу спать.., я все время сильно хочу спать.
– Вот и ложись. Пока меня не будет, единственное, что ты можешь делать, – это ходить в туалет.
– Дверь за собой закрывать можно?
– Нельзя, – резко произнес Кирилл Кривошеев.
– Понял, нельзя, значит, не буду. Женя стал раздеваться, аккуратно сложил одежду на стул, лег в кровать, натянул одеяло до груди и закрыл глаза.
– Ты спишь? – спросил Кирилл Андреевич.
– Да, я сейчас усну.
Кривошеев оставил зажженной настольную лампу. За время пребывания в сумасшедшем доме Евгений привык спать со светом.
Закрыв дверь на два замка, Кривошеев спустился к машине, взглянул на окна. С улицы можно было подумать, что в квартире спит маленький ребенок, который боится темноты, и родители включили ему ночник. Картинка была уютная: цветастые занавесочки и теплый домашний свет.
"Я все-таки мерзавец, – пронеслось в голове Кривошеева, но развивать дальше эту мысль он не стал, слишком она была болезненна, терзала. – А волноваться мне сейчас ни к чему, – подумал полковник. – Я должен быть спокойным, соблюдать хладнокровие и выдержку, ведь именно от этого зависит успех задуманного мной предприятия”.