– Она.., сучка, которую вы в дом притащили. Все она, – скрюченный палец дрожал от негодования.
Илья сжал в руках короткие обрывки веревки, перепачканные кровью.
– Вот сучара! – шипел он.
– Ты при матери не выражайся.
Вырезубова хоть и чувствовала себя неважно – кружилась голова, но положение обязывало ее держаться с достоинством.
Она отстранила от себя Илью.
– Руку-то перевяжи. И запомни, никогда больше не давай мне нашатырь нюхать. Не люблю.
– Почему?
– Он туалетом воняет.
– Хорошо, мама, не буду.
Вырезубова стояла держась за тонкие металлические перила лестницы, и холод стали возвращал ее к жизни.
– Вы эту сучку притащили, вам с ней и разбираться.
– Как это случилось, мама?
– Не знаю.
– Куда она делась?
Григорий вспомнил, что калитка в воротах оставалась приоткрытой.
– Убежала?
– Как пить дать, убежала. Это ты ее привязывал!
– Нет, ты! – братья готовы были наброситься друг на друга с кулаками, лишь бы оправдаться перед матерью.
– Тихо, дети! – цыкнула на них Вырезубова. – Теперь уже неважно, кто ее привязывал, важно то, что она видела и знает. Найдите ее и прикончите.
– Она же того, сумасшедшая, – робко вставил Григорий, – рассказать ничего толком не сможет.
– Сумасшедшая, ты сказал? А если в себя придет? И помогите же мне, наконец, подняться!
Братья, бережно поддерживая мать под локти, подвели ее к свету. Вырезубова морщилась, каждый шаг отдавался болью в ушибленной голове, в порезанном плече.
– Все вы, – приговаривала она, – трахаться им захотелось! Поотрываю вам пиписки, чтобы неповадно было! Вы что, мужика словить не могли? На баб их потянуло…
– Мы как лучше хотели, мама.
Все втроем Вырезубовы выбрались из оранжереи и тут же наткнулись на жалобно скуливших собак. Псы жались к земле, демонстрируя полную покорность.
– Вы, кобели проклятые, – закричала Вырезубова, – где были? Куда смотрели? Почему ее не загрызли?! – и зло, изо всей силы ударила под ребра ближайшего пса.
Тот заскулил, свернулся калачиком и закрутился волчком. Второй же пес не рискнул отползти, хотя знал, что его ждет та же участь. Но он знал и другое: наказание нужно получить сполна, только тогда можно надеяться на прощение.
На этот раз удар ногой нанес Григорий. Пес завизжал как поросенок, ужаленный в пятачок пчелой.
– Кормишь их, кормишь, а толку никакого!
– Не в коня корм, – вставил Григорий.
– Коней мясом не кормят, – отозвалась Вырезубова. – Вы хоть и мои сыновья, но уроды, – проговорила мать, – такие же, как и эти два, – она указала рукой на визжащих от боли собак. – Уроды, и пользы от вас никакой, ни молока, ни мяса.