Над столом повисло тягостное молчание. Александр вытащил свою коробочку с леденцами и стал крутить ее длинными пальцами. Наконец заговорил Иоганн Вольфгангович:
– Ваше Величество, я точно не уверен, но мне показалось, что я ночью слышаль какие-то шаги… Как будто кто-то ходил по коридору.
– И что же? – Александр поставил коробочку на стол.
– И все, – ответил Иоганн Вольфгангович.
– Да, не густо, – с сожалением констатировал король. – Господа, я понимаю, что это очень личное. И если кто-то хотел бы сообщить что-то важное не при всех, то милости прошу – я буду у себя.
Король уже поднялся было, чтобы покинуть трапезную, но тут со стула вскочил Диоген:
– Хватит делать вид, что мы не при чем! Все мы виноваты – все его ели! И какая разница, кто довел это подлое дело до конца. – Диоген в возбуждении влил в себя бокал вина и резко опустился на место.
– Про себя говорите, а остальных не впутывайте, – проворчала госпожа Сафо.
– Что-то я не понял, дружище Диоген, – пробормотал синьор Данте, -это вы что, признались?
A Диоген, как-то неожиданно ссутулившись, тихо прочел:
– Отшумев, растаяла в тумане
Буря, бушевавшая в стакане,
И душа по-прежнему чиста,
Трепетно внимающая звуку,
Как рука, сжимающая руку.
Как к устам прижатые уста.
Мы все ищем зыбкую свободу,
Все мутим измученную воду,
Но за штормом вновь приходит штиль,
Оставляя после урагана
Муть на самом донышке стакана
И в карманах ветер, соль и пыль.
– Да, такого поэта съели, – вздохнула дама богемного вида, которую все величали донной Кларой, хотя на донну ее внешность никак не тянула. Кроме разве что больших темных глаз.
– Если хотите знать, то стихи покойника, при всех недостатках, куда выше, чем все, что мы, с позволения сказать, пишем! – вновь воспрял Диоген.
Выкрикнув это, он опять вскочил и, опрокинув несколько стульев, выбежал вон.
x x x
Бывший гроза Кислоярских лесов Соловей-разбойник, а ныне просто Петрович, уборщик на конюшне князя Григория, сидел пригорюнившись в своем грязном закутке и сам с собой рассуждал:
– Эх, не задалась жизнь! Кем я был – и кем стал. A все по собственной глупости. Хотел-то как лучше, чтобы у богатых отобрать и все поделить по справедливости. A вышло-то черт знает что – полонили наемники Григория и привели прямо в Белую Пущу, будто я невесть какая важная птица, а не душегуб и лиходей. Хорошо хоть князь Григорий определил на конюшню, все лучше, чем в расход…
– Эй, Петрович! – оторвал его от горестных раздумий грубый голос старшего конюшенного. – Опять, бездельник, сидишь, а дерьмо не убрано!
– Иду, иду! – Петрович вскочил с деревянной чурки, служившей ему стулом. – Ну не дадут покоя старому больному человеку…