– Ну что ж, пусть будет так. Пока, – предупредил он. «Почему я ее отпускаю? – удивился он сам себе. – Можно было бы и еще подопрашивать».
– Могу ли я уйти? – несколько испуганно спросила Анлодда. Ей, похоже, опять стало дурно.
– Сейчас уйдешь, еще один вопрос. – Питеру стало неловко. Он боялся, что, задай он свой вопрос не слишком корректно, это станет подобно взрыву бомбы.
– Скажи.., ты говоришь, что Корс Кант тебе не любовник. А смогла бы ты полюбить принца?
Задав вопрос, Питер сразу же пожалел о нем. Он даже руку поднял, словно хотел схватить слова, только что им сказанные, и затолкать обратно в рот.
Анлодда вытаращила глаза. Сдула со лба упавшую прядь.
– Я.., я просто и не знаю, что сказать, принц Ланселот. Нечто особенное происходит между…
«Ну ты и тупица! – распекал себя Питер. – Нечто особенное происходит между тобой и Гвинифрой!»
Но чем больше он смотрел на сильные руки и широкие бедра Анлодды, на ее длинные волосы цвета осени, тем больше им овладевало безумное желание слиться с ней в поцелуе, сорвать с нее тунику, повалить на палубу и научить тайнам любви. В его желании не было ни капли святой любви, ни капли духовного, ничего того, что он чувствовал (как понимал теперь) к жене Артуса. Одно голое желание, животное влечение. Он хотел обладать этой девушкой так, как никогда и никем прежде.
Интересно, он сам такой развратник, или это опять мыслишки Ланселота? Ланселот любит Гвинифру! В этом все писатели были согласны друг с другом.
Питер почувствовал укол в руку – стрела сломалась пополам. Покраснев, он швырнул обломки за борт, и они поплыли по волнам.
Анлодда тоже зарделась.. Она обхватила грудь руками и взмолилась:
– М-мне нужно спуститься вниз, государь. Позвольте!
Но нет, ее щеки горели не от смущения.., а от удовольствия. Она развернулась и бросилась к трапу, даже не дождавшись дозволения Ланселота.
Морской ветер был так холоден, что просто обжигал легкие Питера. Тусклое солнце едва согревало спину.
«Проклятие! Если сейчас осень, то каково же тут зимой?»
Питер прислонился к борту и довольно долго стоял, пока не пришел в себя и не обрел силы, чтобы дойти до своей кабинки. К слову сказать, закрытых помещений на корабле было всего два. Второе из них занимал капитан Нав.
Побыть в одиночестве Питеру почти не удавалось. Каждые два часа к нему являлся один из его шпионов и докладывал: обрывки разговоров, подозрительные взгляды, смех над неподобающими замечаниями. Постепенно у Питера в голове стал складываться групповой портрет его отряда, а вот о подозреваемых он нового узнавал до обидного мало.