— Вот почему ты повернул перед лесом!
— Пожалуй, ты слишком молод для такого дела, и нам лучше подождать кого-то другого.
— А что, к вам часто заглядывают кшатрии?
— Ты первый. За этот год.
Индра не проронил больше ни слова. Весь день он посвятил созданию оружия.
— Подбор оружия, — говорил он наблюдавшему за его приготовлениями Диводасу, — не терпит поспешности. Это не меньший ритуал, чем тот, который ты посвящаешь богам. Никто ещё не сумел доказать, что оружие — только кусок древесины, с некими хитроумными добавлениями. Никто и не смог бы это доказать, поскольку, помимо прочего, оружие обладает удивительной особенностью — притягивать или отводить беды. То есть оказывать влияние на судьбу своего хозяина.
Диводаса забавляло всезнайство этого приблудного молодчика. Сиддх едва сдерживал улыбку. Он не спорил, а слушал с глубоким вниманием и познавательным интересом. Где-то за нарисованным расположением к говорящему, в голове сиддха блуждала мысль: «Вся эта премудрость — только оправдание своей надобности. Оправдание варны. Кому бы она была нужна без наумствования о великой роли оружия?»
Индра не понимал тайных мыслей своего доброжелателя, однако не очень и верил в его сосредоточенную вызнань кшатрийских истин, в которой к тому же сквозила скрываемая ирония и свой дальний расчёт. Юноша говорил скорее для самого себя, озвучивая достойные внимания мысли.
Диводас между тем не мог не отметить странную тягу к молодому кшатрию, чем-то похожую на отцовскую привязанность. Интонирующую благоволением его души.
Странное чувство признания силы в совсем ещё молодом человеке, почти мальчике, признания за ним чего-то большего, чем собственный авторитет и власть над жизнью, вдруг охватило сиддха.
— Оружие, — продолжил Индра, — отпечаток натуры человека, его символ. Слабый всегда выбирает самое совершенное и надёжное оружие. Ведь оно скрывает его собственные недостатки.
— Вероятно, оружие и должно скрывать собственные недостатки людей, — попробовал возразить Диводас.
— Если так, то оружие со временем превратится в символ всеобщих человеческих недостатков, вместо того чтобы держаться символом достоинства.
Диводас не мог не подивиться уму своего гостя:
— Кто тебе всё это рассказал? Отец?
— Возможно. Я, как и он, только часть той силы, которую многие понимают лишь как убивание людей. На деле же она даёт им выжить.
Индра выбрал добрый стрекол, ровный и крепкий, ещё несухой, не пробитый трещью, увесистый и длинный настолько, насколько того требовал его план.
Воину понадобился нож, и Диводас с готовностью восполнил утраченное кшатрием орудие своим. Теперь пришла пора удивляться Индре. Ему ещё не приходилось видеть столь дорогой и искусно смастерённой вещицы. Нож составляли две плотно сложенные равнодлинные костяные пластины, тонкие грани которых испещрялись мельчайшими зацепистыми острозубьями. Крепкими настолько, что не ломаясь срезали стружку с гладкостволого дерева. На их плоскостях значились выжженные магические символы, уже виденные Индрой вокруг дома Диводаса.