— Тебе не хватает воображения, — сказал он и отстал от Дадхъянча.
Риши успел заметить, что воин закопошился на земле. Дадхъянч не стал ради неугомонных идей чужой молодости успокаивать свой решительный шаг. Тем более что Индра и так нагнал его очень скоро. Нагнал и что-то сунул в руку.
— Что это?
— То, о чём мы говорили. То, что «неосуществимо», как ты выразился.
Риши рассмотрел скороделку. Несколько травяных кусочков были связаны между собой и образовывали круг.
— Если это можно сделать из травы, значит, можно и из молодых деревьев, — упрямо заявил Индра.
— Хорошо, а как ты прикрепишь его к корзине и к коню?
— Ось! — заговорщическим голосом пояснил кшатрий. Он вдруг остановил Дадхъянча и развернул его крепкими руками. Индра будто забыл о своей бездвижной левой пятерне. Они стояли лицом к лицу, и воин упёрся взглядом в спокойные глаза мудреца.
— Что ты видишь? — чеканно спросил Индра.
— Самоуверенного, не скажу что молодого, поскольку молодых мыслителей не бывает, есть либо мыслитель, либо дурак, — пусть будет не старый ещё фантазёр…
— Примерно что-то подобное я и ожидал услышать, — передразнил Дадхъянча воин. — Посмотри в мои глаза, в них ты и найдёшь ответ!
— Круг! — прозрел Дадхъянч.
— Круг, распираемый спицами. А между ними — ось.
У риши ослабли ноги. Он был посрамлён.
— Всё великое просто, а всё простое коварно своим неожиданным продолжением. В великом, победно произнёс Индра.
— Хорошо, допустим, — согласился Дадхъянч, а как…?
— Хочешь спросить, как ашвы потянут повозки? Попробуем отказаться от невозможного и получим требуемое решение.
— Ты уже его знаешь? — подавленно спросил риши.
— Знаю.
— Это не хвост?
— Разумеется, нет.
— Можешь ничего не говорить. Я … верю. Ты от— крыл это так сразу?
— Просветление риши создаётся покоем, а война — бурей.
— Что? Буря? — Дадхъянч поднял лицо и обратил всю его залитую водой светь в свирепые порывы дождевого мрака.
— Буря, — повторил он зачарованно и восхищённо. — Значит, ты не признаёшь себя риши?
—Нет.
— А как же Кавья Ушанас?
— Он тоже воин. Только другой. Назовём его Проводником, ведь он ведёт меня по тропе своего прозрения и познания. Дай ему иную судьбу — он всё равно останется воином. Поскольку не обстоятельства делают человека, а человек — обстоятельства. И когда кончает жизнь на свалке, и когда в него плюют повзрослевшие дети, и когда ему на голову с неба падает камень. Не бывает случайных камней! Не бывает. Есть голова, на которую он обязательно упадёт. Потому что Пуруша не даёт покоя Пракрити. Всю жизнь.
Дадхъянч слушал затаив дыхание. Всё это говорил не Атхарван, не Трита, а кшатрий, в половину его, Дадхъянча, умоложенный.