— Ну если с тобой вместе, то четвёртый.
— Ты что, на меня зло держишь? За то, что я тебя тогда почти победил? Брось, я же понимаю, что ты сильнее.
Кутса норовил идти поближе к Индре, но побаивался коней.
— «Почти»? — переспросил сокрушитель Дасу и только покачал головой.
— Индра! — догнал идущих ещё один знакомый голос.
— Узнаёшь? Кумара-рита.
Индра кивнул:
— Уже виделись сегодня.
Мальчиший полководец догнал товарищей.
— Видал, какие звери! — восхитился Кутса.
— Видал. Здорово ты его! — попробовал заговорить с Индрой его старый командир.
— Каких коней мы отняли у демона! — продолжал радоваться Кутса.
— Это мои кони! — рявкнул Индра. — Запомни раз и навсегда.
— Ну хорошо, ладно. Никто и не спорит, что это ты у него отнял.
Идущих, по мере их шествия к дому Ашоки, становилось всё больше и больше. Они молчали, подавленные строгим безмолвием Индры, и только одержимая целеустремлённость убедительно свидетельствовала о всеобщем единстве. Их шаг был решителен, настолько решителен, что их поступь со стороны могла показаться походом за властью. Никак не меньше.
Среди идущих оказались васу, несколько ангирасов и даже адитьи. Не говоря уже о марутах, которые чувствовали себя сейчас хозяевами Амаравати.
Индра первым ощутил напряжённую одухотворённость шествия и осторожно посмотрел на попутчиков. Его взгляд был тут же понят как призыв к послаблению эпической значимости происходящего. Кутса облегчённо улыбнулся и снова заговорил про коней.
Когда на двор Ашоки втолпилось множество необъяснимо разного, но уверенного в себе народа, старый воин, поднимаясь с лежанки, подумал, что Индра верен себе.
Все ожидали какого-то логического продолжения спектакля. Индра это понимал. Отпустить сейчас людей значило потерять их. Всё нужно было делать на одном дыхании, и потому рассказ Индры приковал внимание собравшихся не меньшим интересом, чем бой в поле. Впрочем, бой продолжался. Он перетёк в другое русло.
— Мы не станем пятиться! — яростно начал Индра, ещё не зная, о чём говорить. — Мы не станем пятиться потому, что, отступая хоть на шаг, отдаём противнику пространство своей воли, духа, достоинства, жизненной меры. Это и есть нравственное превосходство. Плотность нашего духа не позволяет сжимать это жизненное пространство. Примиряться с ролью чьей-то дичи. Понимаете?
Люди пока не понимали смысла этих слов, но дружно приветствовали высказывания Индры. Он продолжал, заряжаясь от собственных мыслей:
— Как бы ни было высоко искусство защиты, оно всегда ущемлено беспечностью или ротозейством. Ибо иметь противника, видеть противника и допустить нападение — непростительно для арийца. Знаете, в чём беда ваших вождей?