Ужасный вид разбитого черепа, крови и ополовиненных мозгов, разбросанных грязными сгустками, не прибавил Индре бодрости. В его тошнотворном отвращении проступил приговор: «Клятва!» Теперь он клятвопреступник!
Индра протёр лицо сухой ладонью и отвернулся. На душе было гадостно.
— Индра, — тихо позвал кто-то из кустов.
Воин напряг глаза, всматриваясь в темноту.
— Индра.
—Что?
— Это ты? — глупо спросил Дасра.
Кшатрий ответил гримасой. Ругаться не было сил.
— Ты? — снова засомневался ашвин.
— Ну я, демон тебя бери, кто ж ещё!
— Хорошо бы знать кто? — досадливо отозвался старший брат. Из другого куста.
— Эй, что вы там сидите? Скажет мне кто-нибудь, что здесь произошло?
Ашвины закопошились в своих укрытиях. Выбрался из кустов и Пипру.
— Сома на тебя буйно подействовала, — пояснил он кшатрию.
— А как я его..? — Индра кивнул в сторону Намучи.
— Всё по правилам. Клятву ты не нарушил.
— Да? Не подозревал, что человеку можно снести череп взглядом.
— Почему взглядом? — не понял горькой шутки Пипру. — Ты его палицей хватил.
— Объясни ему, — вмешался Насатья, подзывая брата, — а то мне дорого стоит внимание Индры.
Дасра рассказал кшатрию о морской пене, о сумерках, о брошенной палице. Воин молчал и терпеливо слушал. Все подробности своего подвига. Когда палитра чувств и эпитетов молодого ашвина иссякла, Индра взглянул на него исподлобья.
— Подвело мерзавца пьянство, — сказал воин и отправился искать палицу. Оставив присутствующих в догадках, кого он этим имел в виду.
О Река Мёртвых! Встреть своим огнём, мечущим камни,
асуров, по-волчьи бегающих!
(Ригведа. Мандала II, 30)
Колесницы спешили к заре. Она должна была воспламенить небесные покровы над ровной и задымлённой степью. Тихо пела сырая трава. Здесь, возле моря, она росилась пахучим бисером прилетавших брызг. Когда ветер сносил их далеко за горбатые холмы.
Кони рвали ноздрями воздух, яростью встречая ночной простор. Он свежил мысли и чувства путников, чьи взгляды приковала глубокая тёмная степь.
Их стало на одного больше. Когда колёса уже резали сырой песок вдоль полосы ночного прибоя, одинокая фигура возникла на пути несущихся коней. Это был Нами. Потерявший сегодня старшего брата и не без собственной помощи, оказанной убийце.
Нами терзался муками совести. Его глаза опухли от праведных детских слез. Он находил в случившемся невиновность и свою и Индры, но совесть крови требовала мщения.
Нами верил в то, что колесница кшатрия появится первой. Юноша сжимал в руке пучок лёгких дротиков, готовых исполнить его приговор. Приговор его совести.