О, как отчаянно мне хотелось притвориться, будто я его не слышал, и убежать! Однако я заставил себя остановиться и сжал за спиной руки в перчатках, словно у меня был целый день на разговоры.
Судя по бежевой шелковой рубашке и кожаным штанам и жилету превосходного кроя, дела у него шли блестяще. Удем — низкорослый, крепкий, коренастый, светловолосый, как все его соплеменники. Челюсть как наковальня.
— Вы флорианский знаете?
— Да.
— И обычаи их тоже знаете? Когда кому кланяться и вообще?
— Да.
Обычаи и языки я впитывал легко, как легко запоминал все звуки городов, деревень и лесов. Это же все музыка.
— А кроме флорианского? Неужели вы и другие знаете — ну, к примеру, бринский?
— А почему вы спрашиваете?
— Да, понимаете, на том конце рынка сидит ременщица из бринов. Вещи у нее славные, только выглядят для элирийцев странновато. А у нее вид такой, будто год маковой росинки во рту не было… Я бы ее нанял, пусть у меня поработает, да она не понимает, когда я ей говорю. И вот я хочу предложить, за вознаграждение, конечно — если, конечно, такого богатого господина, как вы, это не обидит, — может, вы поговорите с ней от моего имени? Это бы и ей, и мне было на пользу…
Вот и ответ. Ведь я дни напролет ломал голову над тем, как бы заработать на пропитание. Я обошел все прилавки, смотрел на всех прохожих, — может быть, мне по силам делать то же, что и они? Несмотря на то что занятия музыкой были бы для меня слишком горькими, да и опасными, я уговаривал себя наняться учителем пения или игры на лютне или флейте — хотя дорого брать за уроки было нельзя, ведь я не мог показать ученику, чего от него добиваюсь. А все прочее, любое ремесло, требовало здоровых рабочих рук, а я даже писать мог с трудом и неразборчиво. Окостеневшие пальцы не могли ни делать инструменты, ни переписывать ноты, ни считать деньги. А спина пострадала настолько, что даже самая простая физическая работа была не для меня, — не говоря уже о том, что сенай, предающийся такого рода деятельности, вызовет неизбежные вопросы. Но мне никогда не приходило в голову, что я ведь знаю языки.
— Ну что ж, поговорю с вашей ременщицей, — произнес я, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало слишком много рвения. — Вознаграждения не нужно. Но, вероятно, вам понадобится… э… и другая помощь в области перевода…
Он сощурил глаза и собрал широкий лоб в складки.
— А не знаете ли вы, как уговорить раггайского вождя продать кое-какое золото, а?
— Я как-то месяц прожил в раггайской деревне. Раггаи очень трепетно относятся к своим золотым вещам, разве что покупатель станет членом их семьи — это нетрудно сделать с помощью нескольких свиней и бочонка браги. Ну а член семьи, конечно, может делать что хочет с работами своих братьев и сестер, — разумеется, если это приносит семье почет или выгоду.