– Проклятый демон! Ты убил их всех!
Этот упрямый мальчишка не отступит, я оттолкнул его. Мои руки налились свинцом, из бока текла кровь, я ощутил, как ледяное пламя разливается у меня по спине.
– Мы умрем вместе, демон! – выдохнул падающий Меррит. Ненависть выливалась из него вместе с кровью изо рта.
Я отшатнулся от них обоих, стараясь удержаться на ногах и вывернуться так, чтобы выдернуть из спины копье. Мне становилось хуже с каждым мигом. Дрик переводил взгляд с Меррита на меня, не зная, с чего начать, прикончить сперва меня или помочь другому Смотрителю.
– Не подходи к нему, – прохрипел я, выдергивая из спины железный наконечник и чувствуя, как река крови заливает спину. – Ради всех богов, поверь мне, Дрик. Он убил твоих друзей и меня. – Я хотел поднять меч, но не смог.
Дрик подбежал к Мерриту.
– Я вытащу тебя, брат. Ты сильно ранен?
Когда он опустился на колени перед Мерритом, тот вытянул руку, положил ее на меч юноши и превратил его в длинный кинжал.
– Осторожно! – закричал я… Слишком поздно. Меррит всадил кинжал в живот юному Смотрителю и перекатился на бок.
– Я отомщу как смогу, Сейонн. Мир еще долго будет помнить эту ночь. Твоя жена будет винить во всем тебя, а рей-киррахи доберутся до остальных эззарийцев. – Меррит захохотал, вместе с чудовищным смехом из его рта поднимались кровавые пузыри. – Ты открыл проход. Скоро Безымянный будет свободен. Он изменит мир, превратив его в сплошной страх, кровь, огонь и безумие. – Он указал на меня трясущимся пальцем. – И никто никогда не узнает правды. Они всегда будут считать тебя Воплощением Мерзости.
У меня осталось достаточно сил, чтобы сделать три шага, поднять меч и снести хохочущую голову Меррита. Потом я упал рядом с Дриком. Мир вокруг кружился и пульсировал, руки и ноги уже онемели. Мальчик не двигался.
Ах, Вердон милосердный. Осталось столько несделанного. Я уже ничем не мог им помочь, но оставалось одно, что я был обязан сделать для них, даже если бы твари нижнего мира пришли и начали заживо обгладывать мои кости. Я как мог начал погребальную песню, постепенно возвышая свой голос, нет, голос Денаса, потому что он был чистым, мелодичным, он пел, произнося слова с таким чувством и так выразительно, как я никогда бы не смог. Он пел о Кьоре, Дрике, Тегире и Нестайо, о Блезе, погруженном в пучины безумия, о моем сыне, обо всех остальных, кому придется разделить его участь… и об Исанне, которая уже должна знать, что ее Смотрители погибли. Я спел все слова. Даже Фионе не к чему было бы придраться.
– Прости меня, Дрик. Мне так жаль, – прошептал я, закончив пение, и перевернул юношу на спину… Он еще дышал. Медленно. С трудом. Его глаза широко открылись, моля жизнь не покидать его здесь, на краю темноты и пустоты.