4. Таким образом, я не есть сознание и, конечно же, я не есть физическая конструкция, которая содержит это сознание в себе.
5. И наконец, я понял, что есть только «Я» – ни «я», ни «мое», ни «ты» – есть только то, что есть. Нет никакой другой несвободы, кроме концепции обособленного «я» в этой тотальности проявления и функционирования».
Услышав эти слова, произнесенные с абсолютной уверенностью, Махарадж с пониманием и любовью взглянул на юношу и спросил его: «И что вы теперь собираетесь делать?» Ответ был таков: «Сэр, я действительно понял вас. Я не буду ничего делать. „Жизнь“ будет продолжаться». Затем он с глубоким восхищением выразил свое почтение Махараджу и ушел.
«Этот слепой юноша, – сказал Махарадж, – на самом деле не слеп. Он обладет истинным видением. Таких, как он, очень мало».
16. Он пришел, чтобы посмеяться...
Присутствуя в течение довольно длительного времени на диалогах между Махараджем и его посетителями, поражаешься, насколько широкий диапазон вопросов в них обсуждается (многие их них потрясающе наивны) и той спонтанности и легкости, с какой ответы исходят от Махараджа. Как вопросы, так и ответы переводятся с максимальной точностью. Ответы Махараджа на маратхи, единственном языке, на котором он говорит бегло, естественным образом должны были бы основываться на тех словах на маратхи, которые использовались при переводе вопроса. Однако в своих ответах Махарадж очень искусно использует игру слов, слегка изменяя сами слова, что иногда почти полностью меняет их обычное значение. Точное значение таких слов никогда не могло быть использовано в переводах. Махарадж искренне признает, что он обычно довольно легковесно использует язык маратхи для того, чтобы обнажить ментальный уровень задающего вопрос, а также намерение и обусловленность, стоящие за его вопросом. Если слушатель относится к беседе как к развлечению, хотя и самого высшего уровня, Махарадж с радостью включается в игру за неимением лучших тем для обсуждения и лучшей компании!
Среди посетителей иногда попадается необычный тип людей, обладающих очень сильным интеллектом, но вооруженных просто убийственным скептицизмом. Такой человек абсолютно уверен в том, что он отличается открытостью ума и глубочайшей интеллектуальной любознательностью. Ему нужно, чтобы его твердо убедили, а не просто уговорили с помощью неясных и затуманенных фраз, которые религиозные учителя обычно раздают в качестве подачек во время свих бесед. Махарадж, конечно, сразу распознает такого посетителя, и тогда разговор сразу же приобретает необычайную пикантность. Интуитивное восприятие, лежащее в основе высказываний Махараджа, просто сметает метафизические софизмы, выдвигаемые таким интеллектуалом. Просто поражаешься, как человек, который даже не получил должного образования, оказывается на много голов выше педантичных ученых мужей и скептически настроенных агностиков, считающих себя неуязвимыми. Слова Махараджа всегда отличаются необычайной силою и яркостью. Он никогда не цитирует авторитетные писания на санскрите или других языках. Если кто-нибудь из посетителей цитирует даже довольно известную выдержку из Гиты, Махарадж просит дать ему перевод. Его интуитивное восприятие не нуждается в словесной опоре на какие-либо другие авторитеты. Его собственные внутренние ресурсы поистине безграничны. «Все, что я говорю, – заявляет Махарадж, – стоит на собственных ногах и опоры не требует».