– Умышленное нанесение вреда – это не по мне, – сказал Горноласка. – Боюсь, к таким выходкам я равнодушен. Ими ровным счетом ничего не добьешься. И это легкомысленно. Я скандалов не устраиваю. – Говорил он капризным тоном, словно думал, что его дразнят.
– Говард его раскокает, – сказала Гвендолин Банди.
– Раскокает! – расхохотался преподобный Уайт. – Рискну согласиться, если ты будешь держать руки при себе, а не при его ширинке.
Он ущипнул миссис Банди за бок, на что она развернулась и игриво от него отмахнулась.
– Пошли же, Ласочка, – сказала она. – Разве ты не хочешь посмотреть, какой смельчак у нас Говард? Он же вылитый детектив, эдакий тихоня с железными кулаками, правда? Такие по мне. Посасывает тайком скотч из бутылки, которую держит в ящике стола у себя в конторе, и женщин называет дамами. Уж он-то разделается с Шалтай-Болтаем – никакого снисхождения. Правда, Говард?
Улыбнувшись, она облизнула губы, напоказ поводив по ним языком. Пахло от нее шампанским.
– Верно, – испуганно согласился Говард. – Ни малейшего.
Но на веранде он помедлил, вспомнив про палку Грэхема – про свою палку, – и обернулся посмотреть через окно в ярко освещенную гостиную, где Горноласка снова сел на диван дуться. Миссис Лейми, по всей видимости, ее куда-то убрала. Она радостно ему помахала, будто матушка, отправляющая ватагу детей играть во дворе в фанты.
От мысли, что может лишиться палки, он запаниковал. Какого он свалял дурака, вообще взяв ее с собой. Он чувствовал, хотя он не мог бы сказать почему, что еще глупее поступил, упустив трость из виду.
– Моя палка, – сказал он, хлопнув себя по лбу. – Пойду, пожалуй, ее заберу.
– Потом, – отрезала миссис Банди. – Мы идем всего через улицу. И не собираемся торчать там весь вечер. Это как бы налет герильерос. Жги и круши! Потом вернемся и поиграем с твоей палкой.
Говард сомневался, что все так просто, но позволил себя провести через палисадник. Он понятия не имел, какую проказу они затевают, но, по всей видимости, они действительно шли не дальше, чем через улицу. С моря дул холодный ветер, они не оделись, а значит, идут они ненадолго.
– Это битва в войне искусств, – сказал Честертон Касалкин. – Меня тошнит от выпиленной дребедени в том палисаднике.
– Тогда поблюй за всех нас, Чес, – сказала миссис Банди. – Пусть тебя стошнит. Обожаю перфомансы.
– Я тебе покажу перфоманс, – отозвался мистер Касалкин и, перебежав вприпрыжку улицу к дому Беннета, пнул деревянные анютины глазки так, что они подпрыгнули.
– Эй! – закричал Говард.
Эта выходка застала его врасплох, но крик потерялся за боевым кличем пьяного преподобного Уайта, который бежал следом за Касалкиным, снимая все на камеру. Миссис Банди выдернула пару деревянных тюльпанов и бросила один Джейсону. Топчась взад-вперед по газону и клумбам, они принялись фехтовать длинными стеблями.