– Он должен умереть полностью, – заявил стоявший в дверях Вомак, качая головой. – Правила есть даже здесь, в Вегасе.
– Но он и так абсолютно мертв, – возразила Генри. – Просто «Последняя воля» осела в мышцах и альвеолах и вызвала привыкание.
Но убедить Вомака не удалось. Он помог мне отнести Боба обратно в грузовик.
Мы получили назад свои фишки минус одну белую, которую Вомак оставил себе в качестве платы за беспокойство. Мы оставили себе урну, на которой уже стояла надпись: «Наш Боб».
– Какое беспокойство? – возмутилась Генри. – Обдираловка!
Солнце светило беспощадно, но мы оставили грузовик включенным – а иначе как бы мы с Генри и Ленни выжили? Уже миновал полдень, и мы, осознал вдруг я, умирали от голода. К счастью, в нескольких кварталах от «Быстрой кремации» обнаружился «Макдоналдс».
Я выключил грузовик, потому что Боб все еще путешествовал с нами. Однако климат-контроль оставил.
На белую фишку мы получили две коробки соевого мяса, одну разделили мы с Гомер, вторую Генри с маленьким мужичком, Ленни, который теперь совсем отказался от «Великого пудинга». Он все еще дергал мать за свитер, та все еще отбивалась от него, но оба уже не проявляли особой энергии, как раньше.
Мы сидели в «Макдоналдсе» и смотрели на пролетающие мимо машины. Мы оказались единственными посетителями.
– Может, бросим его где-нибудь на стоянке и отошлем урну с каким-нибудь пеплом Бобу? – предложил я.
Генри покачала головой:
– Он был моим другом.
– Даже несмотря на то, что лгал тебе? Использовал тебя?
– Он любил меня. Поэтому и лгал.
Мы проехали по кольцевой три раза, прежде чем нашли Панаму. На второй раз, когда огни дальнего света уже начинали светиться темно-красным, как угли угасающего костра, мое сердце вдруг пропустило удар, ибо я услышал неожиданное (но не совсем!) «там-там-там»!
– Твой приятель, – отметила Генри.
Жучок вернулся. Я почувствовал знакомую, выжидающую пульсацию ладоней и коленок. Не спуская глаз с дороги вместо зеркала заднего вида, я все же мог представить себе его, спускающегося на теплое дно грузовика (регулирующего собственный магнетизм, чтобы скользнуть по металлической поверхности).
Сияющий красный глаз.
– Мило пахнет, – сказала Гомер, не спуская с меня больших карих глаз в зеркале заднего вида.
Гомер понимала!
Мы снова проехали мимо «Быстрой кремации», на сей раз без остановки. Зашли на третий круг. Движение становилось оживленнее, темнело, Вегас пробуждался к жизни. Все здесь шиворот-навыворот. Даже движение по шоссе против часовой стрелки. Уже совсем стемнело, когда мы приблизились к игорной полосе (три часа), великолепные отели зажигались в умопомрачительном зрелище – «Палладиум», «Риалто», «Пентиум», «Фантазия», «Империал», «Астро», «Велар», «Инсайн»… все сверкающие, кроме двух, которые (согласно путеводителю по Вегасу, попавшему мне в руки гораздо позже) предназначались на снос, дабы предоставить дорогу новым развлечениям. «Миллениум» и «Фламинго» выделялись, словно испорченные зубы.