— Есть люди, в которых стихи вливаются, словно музыка. Но в зависимости от настроения эта музыка всякий раз звучит в душе по-иному. Поэтому нельзя сказать, что я читаю одни и те же строчки. Хотя со стороны это выглядит именно так.
— Лариса… — Борис поднес к губам ее руку и перецеловал по очереди все пальцы. — Ты стала еще восхитительнее. Тогда ты была задумчивой и молчаливой.
Поэтому мне было трудно тебя понять.
Да и был я еще совсем балбес. Шестнадцать лет. Теперь ты можешь так гладко все объяснить…
— Тогда я была только студенткой, а теперь профессиональный педагог, — снова улыбнулась она. — Я просто обязана ясно излагать мысли. А то меня дети не поймут.
— Дети? — осторожно уточнил Борис.
— Ну да, дети. Я ведь в школе работаю… А, ты хотел узнать, нет ли у меня своих детей? Пока нет. Я хотела бы, чтобы у моих детей был отец.
— Такой же тонкий ценитель поэзии?
— Нет. Такой же чокнутый.
— Ты прелесть, — только и сказал в восторге Борис.
А затем нежно поцеловал ее в губы. Ее руки легли ему на шею и затылок. Стали гладить коротко стриженные волосы. Рука Бориса прижалась к Ларисиному бедру и поползла снизу вверх.
По треугольному выступу лобка. По животу, по узкой талии… Наконец рука Бориса прибыла на промежуточную станцию назначения. На большую упругую грудь.
Они так и стояли, не разнимая губ. Ее дыхание участилось. А одна рука оставила затылок парня и забралась под его куртку. Обследовала обе лопатки. Устроилась во впадине позвоночника. И, словно по перилам, скатилась на пояс джинсов. Узкая женская ладонь юркнула внутрь.
Борис оторвался от ее губ и приник к груди. Его язык ласкал плоть девушки сквозь двойной кордон ткани. Руки уже орудовали под строгой учительской юбкой.
— Давай отойдем, — услышал Борис задыхающийся шепот.
Они отпрянули друг от друга и заозирались. Сторонних наблюдателей не наблюдалось. Борис подхватил чертовы сумки и увлек Ларису в глубь аллеи по ковру из опавших листьев.
Там он расстелил куртку Кофи и добавил к ней свою.
— А твой плащ мы аккуратно положим поверх сумок, — сказал он, целуя девушку и помогая ей раздеться.
Они стянули с себя лишь самое необходимое. Она — туфли, колготки и трусики. Он — кроссовки, джинсы и плавки.
Ураган страсти вымел из души Бориса деда Костю.
Спустя четыре года Борис вновь вонзился в нее. Словно вернулся после долгого путешествия домой. Она издала короткий вскрик. У него даже не возникло мысли надеть презерватив.
Если бы Лариса попросила — надел бы. Она не только учила в школе детей.
Она была его учительницей. Первой учительницей. Она была его гуру…