Недалеко от дацана на обочине дороги сидела прекрасная женщина. Она была одета в богатое «дели» и высокую шапку, отороченную седым соболем. Ее густые черные волосы жирно блестели на солнце, глаза, похожие на дикие спелые сливы, были затуманены болью, рот полуоткрыт. Приблизившись к ней, Мышь увидела выпирающий из под «дели» живот.
— Чем тебе помочь, женщина? — участливо спросила Мышь.
Женщина только махнула на нее рукой и застонала. Но через несколько мгновений боль прошла, она отерла рукавом пот со лба, глянула вниз и уже приветливо улыбнулась.
— Хотел мне князь дать коня и охрану, а я сбежала тайно от всех и чуть не родила. Нет, видно не время еще. Смотри-ка, у нее лепешка!
Мышь протянула румяный кусочек, женщина взяла его и съела.
— Где ты ее взяла?
— На дворцовой кухне. Их пекут для тебя и для твоего будущего сына.
— Да, скоро уже, — кивнула женщина.
— А правду ли говорят, что первая жена князя, похожая на луну, сошла с ума и сейчас ее держат в клетке, боясь, что она, как снежный барс, убьет всякого, кто встретится ей на пути, или бросится со скалы в глубокую реку, как рыба, оставленная без присмотра?
— Все врут! — закричала женщина, краснея. — Жена князя выпила отвара из белены и полыни. Она отдала мальчишке с кухни свою серебряную серьгу, сказала, что умрет прежде, чем поспеет тарак, настоенный на украшении, и просила помянуть ее.
— Значит, ее больше нет?
Молодая жена князя ничего не сказала и только сердито сдвинула густые брови.
— А правда ли, что сын князя вырос, стал силен и красив, и может поднять на плечи лошадь?
— Что ты, Мышь! Совсем ты глупа и безумна! — снова закричала женщина. — Лошадь не может поднять безобразного Сухе, потому что он толст, как осенняя куропатка, а лице его покрыто прыщами и больше походит на бараний зад! Вот родится мой сын и сможет поднять на плечи лошадь, и красив будет, как рябина зимой! — неожиданно новая жена князя расплакалась. — И зачем ты подошла ко мне, Мышь? Зачем спрашивала о глупом? Иди своей дорогой и никогда больше не попадайся мне на глаза!
Мышь фыркнула и побежала дальше.
— Вот они, люди! Ревут по пустякам! Никогда больше не буду с ними разговаривать!
Поджав когти, Мышь осторожно ступила на деревянный пол. Пятеро монахов, закрыв глаза, молились богу. Мышь отошла от них подальше в угол и пала ниц. Мышиный бог сидел на полу, поджав лапы, его ужасный хвост стоял торчком, желтые глаза были широко открыты.
— Знаю — знаю, — сказал бог, не дав Мыши произнести и слова. Сейчас ты попросишь умного, как я, красноречивого, как я, мудрого, как я. Но где, скажи на милость, взять мне такую душу? Отдать свою?