— Чего вы на меня таращитесь?
— Не знаю. — Это был голос Элинор. — Я подумала, не узнаешь ли ты меня. Твое лицо кажется мне знакомым. Я не заметила, что таращусь.
— Чего? Почему это я должен вас узнавать? Я не замешан ни в каких федеральных штучках, леди. Я не знаю, с чего...
— Все в порядке, не кипятись. Твое лицо показалось мне знакомым, вот и все. Я подумала, может, ты меня знаешь. Давай подождем детектива Босха.
— Угу, ладно. Я не против.
Потом на пленке наступило молчание. Босх слушал, несколько озадаченный. Потом сообразил, что прослушанный им отрывок был записан до того, как он вошел в комнату для допросов.
Что она делала тем временем? Тишина на пленке закончилась, и Босх услышал свой собственный голос.
— Шарки, мы собираемся записать разговор на пленку, потому что это позволит позднее пройтись по нему заново, — сказал Босх. — Как я сказал, ты не подозреваемый, поэтому тебе...
Босх остановил пленку и перемотал до того места, где происходил обмен репликами между мальчиком и Элинор. Он прослушал запись еще раз, а потом еще. Всякий раз это звучало так, словно его ударяли в самое сердце. Его ладони вспотели, и пальцы соскальзывали с кнопок магнитофона. Наконец он стащил с себя наушники и швырнул их на стол.
— Проклятие! — сказал он.
Петерсон перестал стучать на машинке и покосился на Босха.
Часть IX
Понедельник, 28 мая
День Памяти Павших
К тому времени как Босх добрался до кладбища ветеранов в Вествуде, было чуть за полночь.
Он выписал себе новую машину в гараже полицейского участка на Уилкокс-авеню, а затем поехал к дому Элинор Уиш. Света в ее окнах не было, и Гарри ощутил себя тинейджером, выслеживающим подружку, которая его бросила. Несмотря на то что рядом никого не было, он почувствовал смущение. Босх не знал, как бы повел себя, если бы у нее горел свет. После этого направился обратно, в восточную часть, к кладбищу, думая об Элинор и о том, как она предала его — в любви и в работе, и все это в одно и то же время.
Он начал с предположения, что Элинор спросила Шарки, не узнает ли он ее, потому что именно она сидела в джипе, который доставил тело Медоуза на плотину. Она искала признаки того, что мальчик узнал ее и отдает себе отчет в этом. Но тот не узнал. Шарки продолжал — уже после того, как Босх присоединился к допросу — утверждать, что видел двоих, и оба, по его словам, были мужчинами. Он сказал, что тот из них, что поменьше, оставался в машине, на пассажирском сиденье, и совсем не помогал выгружать тело. Босху казалось, что ошибка мальчика должна была бы гарантировать тому жизнь. Но он также понял, что сам вынес Шарки смертный приговор — когда предложил подвергнуть его гипнозу. Элинор передала это Рурку, который знал, что не может рисковать.