— В одних трусах? — удивился я.
— Да, в трусах, — подтвердил Зудинцев, прекратив смеяться, — он же за столом сидит, и его до пояса не видно.
У шведов времени очень мало, самолет скоро, они ждать не могут.
— Я не понял, а почему Ксюша объяснительную пишет? Она же тоже пострадавшая сторона, на нее велосипедом наехали! — удивился я.
— Ты же знаешь нашего шефа, он решил, что это заговор, а если ему что-нибудь в голову втемяшилось, то это серьезно, — объяснил Спозаранник, который из-за своей ефрейторской должности вынужден общаться с Обнорским чаще других и знает, что если у шефа с утра настроение плохое, то виноваты будут все.
Мне все произошедшее смешным не показалось. Опять Каширин попал в историю. Надо же быть таким невезучим!
Я уверен, что тормоза на велосипеде были в исправном состоянии до того, как на него сел Родик, и после него так же будут работать нормально. Отказывают они, лишь когда Каширин на нем катается. Родион и техника — вещи несовместимые. А недавно он пошел на водительские права учиться и, не дай Бог, их получит! Когда Каширин будет ездить по нашему городу за рулем транспортного средства, я продам свою машину, перестану пользоваться услугами такси и буду передвигаться исключительно на подземном транспорте, так как жить хочу. — Спозаранник взял написанную велогонщиком объяснительную и принялся ее изучать.
— Ты что, Шумахер, здесь написал?
Что значит «несанкционированно появилась на опасном перекрестке коридоров»? Переписывай! — возмущенно заявил он своему подчиненному.
Тяжело вздохнув, Родион принялся писать новую объяснительную. А я пошел в свой отдел — надо же иногда и работать.
Часа через два, когда я отписал пару заметок в ленту новостей и даже успел договориться о встрече с адвокатом Панкиным, на моем столе зазвонил внутренний телефон.
— Это тебя, — сказала Ксюша, — только он почему-то не представился. Соединять?
— Соединяй, — согласился я.
Вообще у нас в Агентстве не принято соединять с людьми, которые не представляются, — можно запросто нарваться на какого-нибудь сумасшедшего с рассказом о тарелочках или о преследовании его агентами Моссада. Но Ксюша таких различает, так что вряд ли это был псих.
— Слушаю, — сказал я.
— Это я. Узнаешь?
— Если честно, нет. Кто вы?
— Брюква. Теперь вспомнил?
Я замешкался с ответом. Услышать голос из прошлого мне было не очень приятно. Я искренне надеялся, что больше никогда не увижусь и не буду разговаривать даже по телефону с этим человеком.
— Чего ты хочешь? Зачем звонишь? — спросил я таким тоном, чтобы он сразу понял мое к нему отношение.