— Ты так и не поведал мне, — Терамен укоризненно посмотрел на юного воина. — Я хочу услышать всю историю, с самого начала.
Леонтиск, не забывая время от времени отправлять в рот куски дичи и фрукты, начал рассказ с получения отцовского письма, упомянул задание Пирра, подробно остановился на памятном разговоре с отцом, с горечью поведал о злосчастной судьбе Каллика, и завершил повествование первой и второй (неудавшейся и удачной) попытками побега. Терамен внимательно слушал, кивая головой и иногда задавая уточняющие вопросы.
— М-да-а, — протянул он, когда Леонтиск завершил рассказ описанием драматической схватки в подземелье. — Итак, наш дражайший архонт Демолай не гнушается убийством афинских граждан, дабы замести следы. Мой юный друг, похоже на то, что дело действительно серьезное. Этот «альянс »… сдается мне, я что-то уже про него слышал. Не сомневаюсь, кружок сей объединяет весьма серьезные силы. Непримиримый старик Павсаний и молодой волчонок Пирр надоели многим: Агесилая они заставляют нервничать за власть в Спарте, ахейцам препятствуют подминать под себя морскую торговлю и западные острова, македонцам и римлянам мозолят глаза своим непокорством, а всем прочим мешают лебезить перед римлянами.
— И поэтому к ним посылают убийцу! — с пылающими щеками воскликнул Леонтиск. — И не какого-нибудь, а «большого специалиста по неожиданным смертям», как выразился мой родной папочка, чтоб ему пусто было!
— Ну, ну, не стоит неуважительно отзываться о родителе, юноша. Все-таки он дал тебе жизнь и воспитание. И действия его вполне оправданы — с точки зрения человека, не верящего более в свой народ. Не стоит сильно винить его за это, ведь таких людей большинство. Дай этим людям надежду — и они встанут в первую шеренгу. Но пока они хотят просто жить, несмотря на унижения, давление, а порой и просто грабеж со стороны сильных соседей. Эта позиция — следствие сегодняшней реальности, ведь последние столетия Греции действительно дают мало пищи для оптимизма. Изменится реальность — изменится и настроение людей.
— Царевич Пирр часто говорит с нами о том, что для греков возможна другая жизнь. Нас так много, мы умны, упорны, трудолюбивы, наша история помнит славнейшие победы…
Карие глаза Терамена сверкнули и устремились куда-то вдаль.
— Павсаний, старый мой друг, привил сыну эти идеи. Эх, когда мы с ним были молодыми, такими, как вы, как мы мечтали! Мы планировали, как станем работать на этот замысел, как сплотим вокруг себя всех, кому дорога свобода, как будем искоренять — день за днем, год за годом — поселившуюся в душах греков привычку к рабству. В думах мы видели иную Элладу — богатую, цветущую, уважаемую соседями, с крепкой армией, способной дать отпор любому внешнему хищнику. Мы желали грекам счастья и процветания, но греки не поняли, не поддержали нас. И вот теперь, в конце жизни — что же? Павсаний доживает век вдали от родины, я, хоть и в родном городе, отовсюду жду беды.