Балаустион (Конарев) - страница 2

Однако в данный момент Леонтиск, хоть и соскучившийся по родному городу, был вовсе не склонен любоваться его красотами. И путь его лежал не к агоре или Ареопагу, а в противоположную сторону, в Кидафиней, район мастерских, харчевен и дешевых публичных домов. Взгляд молодого воина туманился мутью горьких мыслей, а пунцовые пятна гнева все еще были приклеены к его щекам. Ничего не замечая, сын стратега Никистрата спешным шагом продвигался к одному ему ведомой цели, и был настолько поглощен этим, что даже не замечал недовольных возгласов прохожих, задетых его локтем или плечом.

Наконец, под подозрительными взглядами двух ободранных старух-попрошаек, Леонтиск пересек влажную мостовую и спустился по трем ступенькам к двери мастерской, традиционно украшенной молотом и подковой. Из глубины кузницы раздавалась разноголосица ударов металла о металл и ритмичное урчание мехов. В ноздри ударила тяжелая смесь едкой гари и кислого человеческого пота.

Остановившись на пороге, Леонтиск попытался сориентироваться, пока его глаза привыкали к сумраку.

— Приветствую тебя, Клитарх, сын Менапия! — преувеличенно-серьезно обратился он к ближайшему из замеченных обитателей кузницы.

Чумазый мальчишка годков десяти, выстраивавший в углу пирамиду из прямоугольных медных криц, глянув на Леонтиска, неторопливо повернул голову и с хрипотцой крикнул, пытаясь перекрыть металлический гвалт:

— Оте-е-ец!

— Чего тебе, Кли? — неожиданно скоро донесся отклик, тут же заглушенный протестующим шипением воды, в которую опустили раскаленную заготовку.

— К тебе опять волосатый дядька, иноземец… — малец, ничуть не смущаясь присутствием Леонтиска, закончил фразу соленым солдатским эпитетом, означающим объект, с которым совершено половое сношение. Леонтиск только примерился, чтобы дать сопляку щелбан, как из соседнего помещения проворно выскочил пожилой муж в линялом кожаном фартуке, на ходу стягивавший толстые дымящиеся рукавицы. Седая, начавшая лысеть голова этого человека являлась разительным контрастом тугим, выпирающим мышцам его рук и груди, которым позавидовал бы любой молодой атлет.

— Великая Мать, Леонтиск! — радостно осклабившись, сипло пропел кузнец, бросаясь навстречу гостю. — Ах ты, маленький засранец! (Это уже относилось к засверкавшему глазенками сыну.) Ну, ты у меня получишь, собачья отрыжка! Брысь, урод, иди помоги брату!

По пути широкая ладонь отца ловко отвесила затрещину попытавшемуся проскочить мимо сорванцу. Тот, впрочем, снес это с ухмылкой, которой было далеко до покаянной.

— Совсем обнаглел, щенок, — поворачиваясь к гостю, проговорил кузнец. — Давно ремня не нюхал! Это ж надо — назвать сына стратега «иноземцем»!