Леонтиск примиряюще положил ладонь на покатое плечо мастера.
— Не кипятись, старина Менапий! В этом-то твой отпрыск прав — за годы, проведенные в Спарте, я действительно подзабыл и привычки в одежде, и манеру следить за собой, свойственные афинянам. Но в Спарте (чуть не сказал — у нас в Спарте) длинные волосы — это знак достоинства и заслуг воина, за своей прической тщательно следят и полководцы, и цари…
— Воистину, так и было в старые времена, — согласно покивал лысоватой головой Менапий. — Да только сейчас какие воинские заслуги, у нас, эллинов, Леонтиск? Кто нам даст проявить свою доблесть? И-эх!
С досадой махнув рукой, старый кузнец добавил уже тише:
— Эти македошки с римлянами совсем уже на шею сели, чтоб их чума заела…
Леонтиск сразу посерьезнел.
— Кстати, старина Менапий, я зашел к тебе сегодня не просто поболтать, а по делу. По очень важному делу. И не предназначенному для чужих ушей…
Леонтиск покосился на группу подмастерьев, работавших неподалеку у горна. Конечно, вряд ли кто-то из них был фискалом архонта или кого-либо из городских стратегов, но все же, все же… Потрясение от гнусности случайно вскрытого им заговора еще далеко не миновало, и чувства молодого воина находились на пике приступа острой подозрительности.
Проницательные глаза старого кузнеца понимающе моргнули.
— Пройдем за мной, — молвил он и торопливой, семенящей походкой поспешил к лестнице, ведшей на второй этаж. Леонтиск не смог сдержать улыбки. «Ему б еще хромоту, нашему доброму Менапию — и был бы вылитый Гефест, каким его описал Гомер!» — с теплотой подумал юноша, поднимаясь за своим проводником наверх, в жилые помещения.
— Сюда, — кузнец подождал, пока Леонтиск, наклонившись, пройдет в комнату и затворил за ним тяжелую, добротную дверь. Они оказались в оружейной. Стены помещения были увешаны самыми разнообразными образцами холодного оружия и круглыми, превосходной работы, бронзовыми щитами.
— Здесь можно говорить спокойно, — Менапий встал у выходящего на улицу окна и сложив ручищи на груди, выжидающе посмотрел на Леонтиска. — Стены в два локтя толщиной. Сам строил.
Леонтиск на мгновенье замешкался. Его охватили сомнения — имел ли он право вовлекать в начавшуюся очень опасную, как он предполагал, игру совершенно посторонних людей?
— Леонтиск, прошу тебя, говори, — глядя ему прямо в глаза, потребовал кузнец. — Полагаю, случилось нечто серьезное, если тебе потребовалась помощь кузнеца Менапия. Проси о чем угодно, и это будет выполнено — не забывай, чем обязана тебе наша семья!
Леонтиск поморщился.