— Ну вот! — ликуя, воскликнул Генрих. — В этом твоем вопросе я услышал то, что хотел. Ну что, доволен ли мной Штутгоф?
Вайс кивнул.
— А ты знаешь, что жена его, в сущности, работала на англичан?
Лицо у Вайса было вытянулось.
— И весьма эффективно, — продолжал Генрих. — Дело в том, что радионавигационные приборы, которые изготовлял секретный цех, где она работала, предназначались для «Фау». Что-то неладное происходило в этом цехе: большинство снарядов почему-то не достигало цели, падало в море. Дело в том, что в особых маслах для смазки механизмов оказались ничтожные доли эфирного вещества, оно испарялось особо интенсивно в период полета снаряда, смазка затвердевала, и траектория полета изменялась.
— А кто это установил?
— Я установил, — гордо заявил Генрих. — Ддя включил меня, как человека с инженерным образованием, в техническую группу гестапо, которой было поручено произвести следствие по этому делу.
— Ну и что же?
— Ничего, — сказал Генрих. — После того как я обнаружил эту остроумную порчу смазочных масел, я склонил комиссию гестапо к тому, что дефект снарядов заключается в некоторых просчетах, связанных с недоучетом силы притяжения водной поверхности. Мне пришлось немало потрудиться над проблемами баллистики. Моя аргументация выглядела весьма убедительной. Через профессора я посоветовал его супруге впредь производить смазку навигационных механизмов только после их сдачи техническим представителям ВВС. Только и всего.
Вайс сказал:
— Ты знаешь, жена Штутгофа погибла.
Генрих вздохнул.
— Знаю. Это ужасно. Видишь ли, создана была новая конструкция летающего снаряда. Она, очевидно, хотела узнать, в чем заключалось его отличие от прежнего...
— В чем же? — спросил Вайс.
Генрих сказал:
— Увы, когда более авторитетная комиссия ознакомилась с моим заключением, его сочли наивным и беспомощным. И я отделался сравнительно легко: лишился права принимать участие в подобных технических экспертизах. Занят главным образом тем, что помогаю дяде. На него возложены обязанности управляющего делами СС. Чисто финансовая и хозяйственная деятельность. — Пожаловался: — Когда я был уверен, что тебя убили, ты думаешь, мне было легко сидеть с ним по ночам в его кабинете и заниматься этой проклятой канцелярщиной? А он, как назло, проникся ко мне особо нежными родственными чувствами, то обнимет меня, то положит руку на плечо, заботливо спрашивая: «Мой дорогой, налить тебе еще кофе?» Чувствуя на своем плече руку убийцы отца, я содрогался от ненависти и омерзения. Мне стоило неимоверного труда вести себя спокойно: так хотелось влепить ему пулю в лоб!