Он дрожал и всхлипывал. Из носа у него текло. Летняя простуда – неприятная штука.
– Ты труп, если не начнешь говорить, – процедил я сквозь зубы. – Кто купил тебя? Гузик?
Он раскачивал голову из стороны в сторону, лицо его было мокрое от слез и соплей, рот полуоткрыт, зубы обнажены, но это не было улыбкой.
– Я представления не имею, кто такой Гузик. Я никогда не встречался с этим вашим Гузиком.
– Дай-ка мне эту чертову штуковину, – сказал я Луи, и тот вложил мне в ладонь резиновую дубинку.
– Не надо! – закричал Тендлар. – Я больше этого не выдержу. Я ничего не знаю. Господи! Клянусь!
– Клянешься? – сказал я. – Клянешься Богом?
– Не бей больше меня.
Я вновь ударил его. Из его груди вырвались стон, кашель и хрип.
Я повернулся к Луи и как бы между прочим сказал:
– Ты знаешь, Луи, мы находимся всего лишь в нескольких кварталах от семейного гнезда небезызвестного тебе Нитти. Если дует попутный ветер, то можно спокойно доплюнуть до их порога.
Покончив с пивом, я отдал пустую бутылку Луи и обошел несколько раз вокруг сидящего Тендлара, постукивая дубинкой о ладонь.
– Хорошее же местечко ты себе выбрал, Билл. Для себя и местных крыс.
– Это... я знаю, что это трущобы, но я в прошлом году развелся. Ты знаешь об этом. Алименты. Ты знаешь...
– Я плачу тебе не гроши. Алименты или нет, но почему ты живешь в этой грязной лачуге?
– Сейчас... сейчас трудно найти квартиру.
Я подошел к одному из столов, на котором под пустой пивной бутылкой лежал последний номер специального газетного выпуска, посвященного лошадиным бегам и скачкам. Помещенная в нем таблица с номерами лошадей была испещрена цифрами и пометками.
– Издание одного из наших клиентов, – сказал я, взяв со стола листок и поднеся его к глазам Тендлара. – Он будет рад узнать, что ты субсидируешь его.
Он постарался взять себя в руки, но дрожащий подбородок не желал его слушаться.
– Я знал, что ты увлекаешься азартными играми, Билл. Но я не знал, что ты зашел так далеко. Он сглотнул слюну:
– Ты же знаешь, как это бывает...
– Залез в долги?
Он кивнул.
– И согласился, когда тебе предложили немного заработать.
Он снова судорожно сглотнул:
– Мне нечего сказать. Клянусь, я ничего не знаю.
– Ты боишься, что они убьют тебя, если ты скажешь. Хорошо. Я убью тебя, если ты не скажешь.
– Ты не убийца.
– Спроси у японцев.
Он выглядел так, как будто собирался снова заплакать.
– Ноя действительно ничего не могу тебе сказать.
– Давай начнем с очевидного. Ты меня продал. Только скажи мне «да». Неважно – кому.
– Если... если я скажу, что я это сделал... Я не говорю, что я на самом деле сделал это, Геллер... Но если я скажу, что продал, ты не заставишь меня говорить кому?