В течение шести часов мы делали круги, взмывая вверх и падая вниз, чтобы пролететь над десятками судов и прогулочных яхт, однако мы так и не увидели «небольшое зудно „Нелли“».
Около полудня Линдберг покинул район поисков; некоторое время гидроплан с ревом летел строго вперед и затем снова начал спускаться; из окна я увидел на поверхности воды белые барашки, и еще через пару минут мы приземлились в бухте Баззарда. По воде мы подъехали к острову Каттиханк, и я был счастлив ступить ногой на относительно твердую, сухую землю, которую олицетворял собой тряский деревянный причал.
Нас дожидалась целая толпа репортеров. Они мелкими шагами устремились за нами, засыпая всех нас вопросами, в то время как Линдберг стойко шагал вперед, не обращая на них внимания. Они приставали к нему, пытаясь выяснить, кем являются Кондон, я и Айри, но Линдберг не удостоил их даже взглядом.
– Ну-ну, ребята, – сказал Брекинридж, отмахиваясь от них. – Пожалуйста, оставьте нас в покое. Нам нечего вам сказать.
Они оставили нас ненадолго, и за это время мы спокойно пообедали в старой гостинице «Каттиханк Отель». Кондон ел с завидным аппетитом; я тоже смог немного поесть. Аппетит у Брекинриджа и Айри был умеренным. Линдберг, лицо которого побледнело, а взгляд потускнел, вообще ничего не ел, на наши редкие вопросы он отвечал лишь монотонным мычанием.
После обеда мы вернулись к самолету Сикорского, и вторая половина дня в точности повторила первую, только шуток больше не было: Линди молча прочесал все побережье вплоть до южного Массачусетса, однако нигде не было судна, похожего на то, которое мы искали. Мы безмолвно смотрели из окон вниз, наши глаза ныли от напряжения.
Приближалась ночь.
– Почему-то осечка вышла, – наконец смирился Линдберг. – Возможно, их отпугнула активность береговой охраны.
Брекинридж, сидевший на месте второго пилота, кашлянул и сказал:
– Кажется, в данный момент нет смысла продолжать поиски.
Линдберг ответил ему тем, что сделал последний круг над проливом, пролетев почти над уровнем моря; потом самолет набрал высоту, выровнялся и повернул домой, на юго-восток.
Мы приземлились на взлетно-посадочной полосе в Лонг-Айленде. В загородном авиационном клубе, неподалеку от Хиксвилля, нас ждала машина – об этом позаботился Линдберг. Мы все влезли в нее и молча доехали до Манхэттена. Узел с одеялами, детской одеждой и молоком остался в гидроплане. Молоко к этому времени, должно быть, все равно прокисло.
Линдберг заговорил только тогда, когда машина остановилась перед светофором на 3-й Авеню.