Его офис своей причудливостью был достоин эстампов Курье и Ивза, только его отнюдь нельзя было назвать привлекательным: на столе беспорядочно разбросаны корреспонденция, отчеты, досье по делу и памятные записки; на подоконнике – множество телефонов и телефонных книг; корзины и коробки по углам заполнены книгами, фотографиями, сделанными на судебных заседаниях, и картами; доски объявлений пестрят циркулярами из полицейского управления, на некоторых из них надписи черным фломастером: «Пойманы», «Осуждены»; в одном из углов на стуле сидит человеческий скелет в шляпе.
– Парень из Чикаго, – сказал он, улыбаясь снисходительной улыбкой, как это имеют привычку делать сельские жители по отношению к горожанам. – Присаживайтесь, молодой человек.
Я пододвинул себе деревянный стул.
– Я удивлен, что вы, меня помните, – сказал я, когда мы пожали друг другу руки.
Он фыркнул, держась другой рукой за свою трубку; дым табака имел запах горящих сырых листьев.
– Разве я забуду парня, который помог мне встретиться с полковником Линдбергом в то время, как этот сукин сын Шварцкопф не хотел близко меня подпускать к этому делу.
– Насколько я помню, – сказал я, – встреча с Линдбергом не принесла вам ничего хорошего.
Он покачал головой.
– Тогда его настроили против меня. Политика. Все это политика, – он улыбнулся, видимо, вспомнив что-то. – Но теперь-то он меня непременно выслушает.
– Вам придется разговаривать с ним по радио, – сказал я. – Он теперь живет в Англии, вам, наверное, известно это.
– Он вернется, узнав об этом, – уверенно проговорил Паркер. – Все изменится, когда об этом станет известно публике.
– Что вы имеете в виду под «этим»?
Он проигнорировал мой вопрос:
– Вы сказали по телефону, что работаете на губернатора.
Я кивнул:
– Вы, конечно, понимаете, что губернатор Хоффман очень интересуется ходом вашего расследования.
– Да, я получил на то расследование его благословение.
– Да, вы имеете такое благословение, но он хочет знать, чего вы смогли добиться. Время, оставшееся у Ричарда Хауптмана, истекает.
Улыбка исчезла с его лица, но трубки изо рта он не вытащил.
– Несчастный бедолага. Сидит в доме смерти и ждет казни за преступление, которого не совершал.
– Я тоже думаю, что он не совершал его, – сказал я. – А вы почему так думаете?
– Натан... вы не против, если я буду называть вас так? Натан, представьте, что вы похитили этого ребенка, вы выдающийся преступник этого столетия, вы спланировали преступление века и осуществили его. Если вы такой гений, то разве вы возьмете из своей собственной мансарды доску для изготовления лестницы, чтобы потом оставить ее на месте преступления как улику?