– Пусть он уйдет, Эллис!
– Разумеется, Фрэнк Нитти еще там, – сказал я. – И Поль Рикка тоже.
– Пусть он уйдет!
Паркер, которого такой поворот событий привел в смущение, встал и вышел со мной из комнаты.
Уэндел даже не встал с кушетки.
Когда мы оказались под открытым небом, Паркер сказал:
– Вы его разозлили. Эти имена напугали его. Нитти человек Капоне, не так ли?
– Вы правы, Эллис. Сейчас мы поедем обратно. Садитесь в машину.
– Кто вы такой, черт побери, чтобы мне приказывать?
– Садитесь в машину, я вам говорю. – Он повернулся и быстрым шагом пошел к машине, бормоча что-то себе под нос. – И запомните: меня здесь не было.
– Простите?
– Вы меня сегодня не видели, Эллис, понятно?
– Конечно, Нейт, – разумеется, он ничего не понял, кроме того, что я настроен серьезно.
В машине, прежде чем завести мотор, я повернулся к Паркеру:
– На этот раз вы просчитались, Эллис. Здорово просчитались.
– Я просчитался? Пол Уэндел вот-вот сознается, и я докажу всем, что был прав.
– Ни черта вы не докажете. Вы что, забыли, кто имел отношение к делу Линдберга? Вы зашли слишком далеко. Вы похитили этого сукиного сына, вы перевезли его через границу штата. Это же дело федеральной юрисдикции, вы, провинциальный ублюдок!
– Я ничего такого не совершал.
– Ваши дружки совершали. Ваши помощники. Обидно то, что этот ваш псих действительно мог принимать участие в этом преступлении. Но теперь вы это никогда не докажете.
– Я докажу.
– Эллис, я не стану сообщать губернатору Хоффману обо всем этом. Я заходил в ваш офис, но Уэндела не видел. Вы даже не говорили мне, что он у вас «спрятан».
– Зачем вам это, черт возьми?
– Я не хочу иметь к этому никакого отношения. Если Хоффман желает участвовать в вашей безумной игре, пусть участвует. У меня нет никакого желания стать вашим сообщником или соучастником преступного сговора. Если вы хоть раз упомянете мое имя, то я сделаю себе карьеру, давая против вас показания. Будьте вы все прокляты! Я сыт по горло вашим нью-джерсийским правосудием. Вы и Шварцкопф, и Уиленз, и все остальные... чтоб вы сквозь землю провалились с вашими пытками, похищениями и фальсификациями...
Он со злостью уставился на меня – так на меня еще никто не смотрел, – и я ответил ему тем же.
– Тогда вам здесь делать нечего. Возвращайтесь в свой Чикаго, маменькин сынок.
– Это неплохая мысль, – сказал я. – Там мы по крайней мере не идем дальше резиновых шлангов. Выходите.
Мы остановились возле здания суда в Маунт Холли, на исторические памятники которого мне теперь не хотелось смотреть.
Он вылез из машины, потом наклонился, посмотрел на меня и сказал: