Офицер из нашего автобуса, человек как раз этого сорта, внезапно превратился именно в такого нациста, которого мне хотелось встретить. Он встал напротив нашего автобуса и принялся орать:
– А ну-ка, ребята, вылезайте из этого чертового автобуса!
Мальчишки ломанулись в дверь, и мы с Барни оказались среди них. Мы выстроились в шеренгу вместе с мужиками из других автобусов и рассчитались в группы по шестьдесят человек. Мимо нас прогромыхал грузовик, в кузове которого была группа новобранцев, похоже, уже испытанных в бою. Они ржали над нами.
– Вы об этом пожалеете-е-е-е! – прокричал один из них, когда грузовик промчался мимо, оставив нас в клубах пыли.
Капрал в полевой шляпе подошел к нам с натянутой, какой-то голодной, улыбкой. Ему было около пятидесяти и весил он фунтов сто шестьдесят. Он был ниже меня на пару дюймов и легче на двадцать пять фунтов. Но он был мускулистым, этот сукин сын: с.с. – как мы говорили. У него были огромные руки, широкая грудь и плоский живот. Его холодные зеленые глаза были прищурены, орлиный нос выделялся на лице, и ясно было, что он нас ненавидит – так же, как и то, что ему это нравилось.
– Ну, засранцы, стройтесь в ряд, – заорал он, причем крик его шел из самого нутра. Он стал расхаживать перед нами, как Наполеон на смотре своих войск, и приговаривать:
– Ну-с, вы хотите стать морскими пехотинцами, так?
Он насмешливо ухмыльнулся, качая головой.
– Ах, какая грустная история, вы, мешки с дерьмом! Где, твою мать, они вас откопали?
Мальчики были потрясены этим, я чуть улыбнулся. Мне это нравилось больше, чем показной отеческий тон старшего сержанта на станции. Этот тип тоже был порядочным дерьмом, но, по крайней мере, он был забавным.
Только капралу не было смешно. Он подошел и посмотрел мне прямо в глаза. Его дыхание было смрадным и жарким, как солнце.
– А ты-то, мать твою, что здесь делаешь?
У меня хватило ума промолчать.
– Ты разве не знаешь, что в морские пехотинцы не принимают дедушек?
Тут он заметил Барни.
– Что они наделали, вытащили из дома стариков? Он покачал головой и прошелся перед нами.
– И я должен сделать морских пехотинцев из этого дерьма.
Краем глаза я увидел, что Барни его, кажется, неправильно понял: доля секунды отделяла нас от того момента, когда Барни врезал бы этому типу и начал бы свою победоносную службу на благо родине на гауптвахте. Я пнул его ногой, и лицо Барни приняло безразличное выражение.
Капрал взорвался, но, слава Богу, его ругань не была нацелена только на Барни. Он орал на всех:
– Смир-на! Напра-во! Шагом марш! Раз-два!