— Я бы не хотел, чтобы мое повествование привело к раздорам. Мир и понимание, вот к чему я стремлюсь, — насупился я.
— А дальше, что же было дальше? — теребила меня Игрейна.
Потом была Арморика. Заморская страна. Красивый Инис Требс, король Бан, Ланселот, Галахад и Мерлин. Бог мой, что это были за люди, какие времена, какие битвы и какое разочарование! И все это случилось в Арморике.
* * *
Позже, гораздо позже, оглядываясь назад, мы называли те времена дурными, но редко возвращались в разговорах к тем давним дням. Артур терпеть не мог, чтобы ему напоминал и о том отрезке его жизни, когда бешеная страсть к Гвиневере повергла Думнонию в хаос. Его помолвка с Кайнвин была похожа на брошь, скрепляющую сплетенное из паутины платье. Стоило убрать брошь, как все это хрупкое одеяние расползалось. Артур обвинял во всем себя и не любил говорить о тех ужасных годах.
Тевдрик поначалу отказывался воевать на той или другой стороне. Он обвинял Артура в нарушении мира и потому позволил Горфиддиду и Гундлеусу провести свои военные отряды в Думнонию через Гвент. Саксы напирали с востока, ирландцы совершали набеги от берегов Западного моря, и, будто мало нам было этих врагов, восстал принц Кадви из Иски. Тевдрик пытался не вмешиваться, но, когда саксы Эллы подступили к его границам, думнонийцы оказались единственными друзьями, которых он мог призвать на помощь. И в конце концов он тоже был втянут в войну на стороне Артура, но к тому времени копьеносцы Повиса и Силурии уже успели воспользоваться дорогами его страны и заняли высокие холмы к северу от Инис Видрина, а когда Тевдрик стал союзником Думнонии, они захватили и Глевум.
За эти годы я возмужал и уже потерял счет убитым мною и воинским кольцам, которые я выковал из их мечей. Я получил прозвище Кадарн, что означает «крепкий». Дерфель Кадарн, неудержимый в битве с разящим, как молния, мечом. Артур предлагал мне даже стать одним из его всадников, но я предпочитал твердо стоять на земле и оставался копьеносцем. Я внимательно наблюдал за Артуром и начал понимать, почему он слыл таким великим воином. Главным в нем была вовсе не храбрость, хотя в смелости ему не откажешь, но непревзойденное умение перехитрить врага. Наши армии были ужасно неуклюжими, медленными на марше и неповоротливыми при всяком изменении маршрута. Но Артур сбил небольшой отряд настоящих мужчин, которые научились быстро двигаться и легко перестраиваться. Эти воины, одни пешие, другие конные, вдруг возникали в тылу вражеских армий и нападали, когда их ждали меньше всего. Мы любили атаковать на рассвете, когда противник еще не успевал опомниться после сна или ночной попойки. Особенно нам нравилось одурачивать врага, делая вид, что отступаем, а потом ударить по незащищенному флангу. Спустя год, когда нам удалось в конце концов вытеснить армии Горфиддида и Гундлеуса из Глевума и северной части Думнонии, Артур сделал меня капитаном, и теперь уже я сам раздавал захваченное золото своим сподвижникам. А через два года мне предложили совершить обряд посвящения в воинское братство. Но пришло это предложение от Лигессака, командира охраны Норвенны, того самого предателя. Он заговорил со мной о братстве в храме Митры, где жизнь его была под защитой алтаря, и посулил мне богатство, если я, как и он, стану служить Гундлеусу. Я отказался. Благодарение Господу, я всегда оставался верен Артуру.