Зато Гвендолен, старая и беззубая Мерлина, нас ненавидела. Как и Моргана, она была чародейкой, знала волшебные травы и умела ворожить, но лицо ее было обезображено болезнью. Мерлин покинул Гвендолен задолго до моего появления в Торе, в те времена, которые называли дурными, ибо именно тогда Мерлин вернулся из северного похода почти лишившимся разума и твердости духа. Он поселил ее в маленькой хижине у самого частокола, где она и проводила дни, проклиная мужа и творя против него злобные заклинания. Она ненавидела всех, но больше всего Друидана, на которого нередко нападала с раскаленным вертелом, а он, бедняга, улепетывал, петляя между хижинами. А мы, жестокие дети, подстрекали старуху криками, требуя крови карлика. Из моего описания место, куда прибыла Норвенна с наследником, может показаться ужасным, однако Инис Видрин, наш Стеклянный Остров, был отличным убежищем, где под покровительством Мерлина мы росли свободными детьми, мало работали и много веселились.
Норвенна явилась зимой, когда болота Авалона поблескивали подо льдом. В Инис Видрине жил плотник Гвилиддин, у которого был мальчик-младенец, и его жена Ралла стала кормилицей Мордреда. Несмотря на увечную ногу, принц рос на ее молоке сильным и здоровым. Да и Норвенна поправилась, как только холода ослабли, и с наступлением священной весны у подножия Тора зацвели подснежники. Моргана и Гвендолен поили ее заговорными отварами, монахи молились, и болезнь наконец отступила. Каждую неделю к верховному королю отправляли вестника с новостями о здоровье наследного принца, и каждая новость награждалась золотым слитком, рогом соли или флягой вина, которую Друидан неизменно воровал.
Мерлин все не появлялся, и Тор без него казался пустынным, хотя жизнь и продолжалась. Надо было наполнять кладовые, уничтожать крыс, заготавливать дрова и трижды в день таскать воду из источника у подножия холма. Хьюэл, управляющий, объезжал поместья, собирая подати с каждой семьи, а писец Гудован подсчитывал доходы. Именно Гудован научил меня писать и читать, хотя я поначалу сопротивлялся, считая это дело неподходящим для воина. Но Нимуэ настояла:
— Ты остался без отца и должен будешь сам прокладывать себе дорогу.
— Я хочу быть солдатом.
— Ты и станешь им, — обещала она, — но прежде выучись писать и читать.
И такова была ее власть надо мной, что я покорился.
Зато управляющий Хьюэл обучал меня драке. Он орудовал обыкновенной палкой, но удар этой крестьянской дубинки не уступал мечу и копью воина. Хьюэл, который до того, как лишился ноги от топора сакса, был знаменитым воином в отряде Утера, заставлял меня упражняться, пока руки мои не стали достаточно сильными, чтобы владеть тяжелым мечом так же споро, как палкой. Большинство воинов, говорил Хьюэл, полагаются лишь на грубую силу и бодрящий медовый напиток и могут единым ударом свалить быка, но человек с головой всегда имеет в запасе хитрый удар, который сразит безмозглую скотину.