Зазаборный роман (Борода) - страница 14

- Hа курорт поеду, в пижаме буду ходить, не жизнь - малина! Только по ошибке курорт не в Крыму построили, а на Колыме! Видно перепутали - на одну букву начинается!

И хохотал.

Капитан был посерьезней и не так примитивен, но... и его лицо не было обезображено интеллектом, как написали в одной книге. Вдвоем, Капитан и Ганс-Гестапо, и держали хату, как говорится на жаргоне. Были еще Лысый, Ворон, Матюха-Подуха, Шкряб. Все мелкие воры, грабители, неудачники, долго и помногу сидевшие в лагерях. Было и несколько человек по принятой терминологии - пассажиры. То есть случайные люди уголовной среде. Я также относился к ним.

Случайные в тюрьме. В камере строго режима, на строгаче, они оказались, так как когда-то, ранее, были судимы. Один дед, пробыл на свободе аж 28 лет, но побил бабку, та сдуру в милицию, а те рады стараться. И грозит деду в 69 лет до трех дет лишения свободы. Так он, дед, иногда даже плачет. А Ганс-Гестапо ржет:

- Hе плачь, старый, найдем тебе новую бабку, с яйцами, но работящую! ХА ха-ха!

Место мне определили над Капитаном, сдвинув весь верхний ряд в сторону параши. И даже приняли в семью. Семья в тюрьме и как рассказывает братва, в зоне, это когда люди кентуются и хавают вместе (едят). Помогают жить друг другу за счет других. Друзей в тюряге нет. Ганс-Гестапо так сказал:

- В тюряге кенты. Друзья на воле! Кто в тюряге другом называется - тот дурень! Друга трахнуть - как дома побывать!

И снова лошадиный смех.

А над самим Гансом-Гестапо молодой мальчонка (на вид) спит. И вниз редко слазит. Лишь на парашу, на прогулку да ночью к Гансу-Гестапо за шторку самодельную, из матрасовки чужой . Капитан брезгует, камере не положено (Ганс-Гестапо так решил), вот он, Ганс-Гестапо один и наслаждается. Сидит Васек, как звать мальчонку, во второй раз и все за одно и тоже - 121 статья.

Мужеложство. То есть петух по воле, со свободы. Hу, это его личное дело. Место свое он знает и ни кому нет до него дела.

Просто в камере его ни кто не замечает. Кружка его с ложкой на телевизоре, а не в нем стоит, миску его на коридор, как все после еды, не отдают. Живет себе и живет, ну и бог с ним.

Hачались суровые тюремные будни. Подъем в шесть часов, в двери дубак ключами стукнет:

- Подъем ; - крикнет и дальше пойдет. Вот все и спят. В восемь часов завтрак -чай через кормушку наливают, через жестяной носик, кашу в тарелках-мисках да хлеб, пайку на день - полбулки и кусок сверху. Братва, рангом пониже хлеб да чай примет, кашу смолотит. А Ганс-Гестапо, Капитан, Васек, Лысый, Шкряб, Ворон, Матюха-Подуха и я спим себе, и если в девять часов нет проверки-поверки по карточкам или просто счета по головам, то спим до обеда. Так как на всей тюряге жизнь ночью кипит, а днем так себе, еле-еле теплится. В обед щи или еще какая баланда, приготовленная, как в наихудшей столовой на воле не готовят, но жирно и горячо, а в камере тропики, пот прямо в миску капает-бежит, много баланды получается. В те же тарелки каша, в бачок чай, чуть закрашенный, но без сахара, его утром ложили, видимо рядом, чуть ощутим.