— А может Род плохой плотник? — Усмехнулся Северьян. — Потому и наколотил такого, что даже Ящер морщится?
— Нет, Род здесь не при чем. Все дело в судьбе. Звезды — это людские жизни. Сначала она яркая, потом человек стареет, затухает и звезда. А когда жизнь обрывается, звезда падает.
Северьян улыбнулся. Ему не хотелось разочаровывать Луку и объяснять что падшие звезды, всего лишь камни, сгорающие не долетая до земли. Зачем портить такую красивую легенду, сказку.
— Интересно бы знать, какая из звезд моя, — мечтательно протянул Лука, — тогда бы…
— Зачем? — Удивился Северьян. — Зачем тебе знать это? Ты же сильный. Не ищи свою звезду. Искать ее — удел слабых. Сильные сами зажигают звезды.
— Складно говоришь, калика. Тебе бы в бояны податься…
— Ростом не вышел, — пошутил Северьян. — Да и бер на ухо наступил.
Лука продолжал смотреть в небо.
— Знаешь, я попробую зажечь свою звезду! И пусть она будет не такая яркая, как все остальные, но все-таки будет!
Той же ночью они тронулись в путь. Через силу, через не хочу, но все-таки отошли подальше от болота. Кто знает, насколько угомонились упыри? А то, что они без труда вылезают на берег, спутники уже поняли. Лес боязливо расступался перед ними, прошедшими вместе огонь и воду, побывавшие в плену у дрягвы, и вернувшиеся живыми. Звонко, отстукивая победный марш, стрекотали кузнечики, ухала разбуженная сова.
Здесь они и остановились на ночлег. Разожгли костер, и с пустыми животами улеглись спать. Искать в ночи грибы было бесполезно, охотиться с коротким тупым ножом — тем более. Домовой горестно вздохнул, погрел маленькие озябшие руки возле костра и уселся поудобнее. Караулил рассвет.
Утро выдалось теплое и восторженное. Выползло в небо теплое солнце, согрело верхушки деревьев ласковым, теплым светом.
— Это уж точно не зачарованный лес, — довольно улыбнулся Лука.
— Кто знает?
Северьян прищурился.
— Вспомни, какая милая поляна…
Но Луки уже и след простыл. Вернулся он с охапкой грибов и кучей свежей земляники. Ее путники смолотили первым делом, набив пустые желудки и заодно утолив жажду. Снова развели костер, Северьян своим нехитрым фокусом извлек огонь.
— Не перестаю удивляться, как ты это делаешь! — В очередной раз восхитился Лука.
— Могу научить.
— Нет, волховство — это не для меня. Мечом махать — другое дело. Кстати, дай-ка мне ножик…
Лука нашел себе занятие, выстругав калике новый посох, а себе дубину. Северьян сидел, нежась в лучах солнца и душа его, доселе засохшая, вдруг распустилась. Игра контрастов, — заявил бы иной мудрец, — Постоянная смена белого и черного способна и в звере разбудить человека. Северьяну было плевать на мудрецов. Ему было хорошо, и он хотел, чтобы этот миг никогда не кончался.