— Вот на ликеро-водке была житуха! — Он шумно глотнул. — Спустился в подвал, дырку провертел, а за пазухой трубочка тонкая резиновая… В конце работы кайф хороший, напоследок еще добавишь — и домой. Приходил в отрубняке! А вся зарплата — вот она, целая! Если б не мастер, сволочь, ни в жизнь бы не ушел!
Братков налил по второму стакану.
— А меня грозятся в ЛТП направить. Мол, сам не бросишь, напишем в суд — и на два года принудлечения…
— Потому что дурак! Столько времени на одном заводе — вот и успели присмотреться! — Толстых уставился на собутыльника пустыми страшными глазами. — Все вы дураки! Что, не так? А ну-ка повторяй: «Я дурак!» Быстро, а то мозги вышибу! — Он сжал чугунный кулак.
— Я дурак, дурак, я дурак, — без выражения пробубнил Братков.
— Вот то-то! Все вы дураки! И всех я могу в бараний рог свернуть! Понял?
Когда-то давно Толстых завидовал окружающим — трезвым, опрятным, имеющим цель в жизни, знающим больше, чем он… Можно было попытаться стать таким же — начать учиться, работать, изменить образ жизни, расстаться со старыми привычками… Это трудная, очень трудная задача — ломать и переделывать самого себя, но, в принципе, достижимая и многими до него успешно разрешенная. Беда в том, что, ослабив волю алкоголем, он уже привык из двух альтернативных путей выбирать более легкий. И он стал ненавидеть «благополучных» людей, а потом в его дремучем сознании включился компенсационный механизм: ведь в школе он в кровь избивал сверстников, а сейчас удар литого кулака легко сминал жесть водосточной трубы…
Оглушив себя ударной дозой алкоголя, он полюбил выходить на улицу, в парк или сквер, чтобы затеять ссору с миролюбиво настроенным прохожим, ничего не подозревающим и не готовым к отпору, и неожиданно обрушить на него мощный кулак.
По мере того, как на его счету накапливались разбитые носы, выбитые зубы и сломанные челюсти, появлялось презрение к избитым и униженным людям. За то, что они краснеют от циничного слова, боятся грубой силы, не умеют защититься от удара и нанести ответный…
Неразвитое мышление поставило знак тождества между физическим превосходством и социальной значимостью каждого, и теперь он считал себя не только сильнее, но и умнее, достойнее, выше всех остальных. Особенно приятными становились эти мысли после хорошей выпивки, и тогда затаенная зависть и открытая, смешанная с презрением ненависть настоятельно требовали выхода.
— Ну, что молчишь?
— Понял, Игорь, понял, чего ж не понять…
— Ну ладно. — Найдя подтверждение своему превосходству, Толстых подобрел. — Тогда допивай!