Я не сумел сдержать сухого смешка. Господи, к чему же он клонит? Мне пришло в голову, что я недооценивал странного чувства юмора моего наставника. Может быть, все это — сложный розыгрыш: хранилось у него в библиотеке две версии жутковатой старинной книги, и он подбросил одну из них на мою полку, зная, что я приду с ней к нему, а я и попался, как дурак. Но в привычном свете настольной лампы он показался мне вдруг серым, обросшим к концу дня щетиной, и глаза, запавшие глубоко в глазницы, стали бесцветными и тусклыми. Я склонился к нему:
— На что вы намекаете?
— Дракула… — Он помолчал. — Дракула — Влад Цепеш — еще жив.
— Господи! — воскликнул отец, взглянув на часы. — Почему ты не сказала? Уже семь часов!
Я прятала застывшие руки под матросской курточкой.
— Я сама не знала. Но, пожалуйста, рассказывай дальше. Нельзя же на этом остановиться! — Лицо отца вдруг показалось мне каким-то ненастоящим, никогда до сих пор мне не приходило в голову, что он может быть… я не могла подобрать слова. Психически неуравновешенным? Или он утратил равновесие на несколько минут, рассказывая эту историю?
— Уже поздно для такого длинного рассказа. — Отец приподнял чайную чашку и тут же поставил снова. Я заметила, что у него дрожит рука.
— Пожалуйста, дорасскажи, — просила я. Он не слушал.
— Даже не знаю, напугал я тебя или просто замучил. Тебе бы, пожалуй, больше понравилась обычная сказка о драконах.
— Там были драконы, — упрямо возразила я. Мне тоже хотелось верить, что он все это выдумал. — Два дракона. Ну, хоть завтра расскажешь дальше?
Отец тер руку об руку, словно озяб, и теперь я видела, как мучительно ему не хочется продолжать рассказ. Лицо его стало темным и замкнутым.
— Пойдем-ка ужинать. Багаж можно оставить в гостинице «Турист».
— Хорошо, — согласилась я.
— Да нас и так вот-вот выставят, если мы не уйдем. — Я видела светловолосую официантку, облокотившуюся на стойку бара: ей явно было все равно, сидим мы или уходим. Отец достал бумажник, разгладил несколько больших потертых банкнот с изображениями шахтеров и крестьян, героически улыбавшихся рядом с обозначением стоимости, и положил на подносик. Мы пробрались через заставленный коваными креслами и столиками зал и вышли за дверь, выпустившую вместе с нами клубы пара.
Ночь встретила нас неласково: холодом, туманом и сыростью. Восточно-Европейский вечер с почти безлюдными улицами.
— Не забудь шляпу, — по обыкновению предупредил отец.
Мы не успели шагнуть под вымытые дождем платаны, как он вдруг остановился и придержал меня рукой, протянутой в сторону оберегающим жестом, словно мимо проносился автомобиль. Но машин не было, и улица в свете желтых уличных фонарей тихо блестела ржавчиной. Отец порывисто оглянулся по сторонам. Я никого не заметила вблизи, впрочем, мне плохо было видно из-под глубокого капюшона. Он стоял прислушиваясь, отвернув лицо и напряженно вытянувшись всем телом.