— Клюева Варвара Андреевна, прошу вас, — раздался голос из динамика.
Я вошла в соседнюю комнату и с удивлением обнаружила перед собой не толстяка майора, а совершенно незнакомую мне личность. За столом напротив двери сидел человек лет тридцати пяти — сорока с типично шпионской внешностью. Он не был ни высоким, ни низеньким, ни толстым, ни худым, ни светлым, ни темным. Неопределенного цвета глаза, правильный овал лица, нос — ни длинный, ни короткий, ни курносый, ни горбатый. Короче говоря, у этого субъекта не было ни единой запоминающейся черты, ни одной особенности, которая обращала бы на себя внимание.
— Белов Константин Олегович, следователь Крымской прокуратуры, — представился он, привстав. — Присаживайтесь, Варвара Андреевна. Вы не возражаете, если я запишу нашу с вами беседу на магнитофон?
— Нисколько, — заявила я и непринужденно плюхнулась на стул.
Следователь включил магнитофон и вперил в меня орлиный взор. Игра в гляделки тянулась около минуты. Не знаю, рассчитывал ли он меня загипнотизировать так, что я бухнусь на колени и исповедаюсь во всех грехах или начну с перепугу закладывать друзей, но я просто ответила ему самым невинным взглядом, на какой была способна. Константин Олегович Белов тяжко вздохнул и приготовился к долгой изнурительной борьбе.
— Если я правильно понял, вы — москвичка, Варвара Андреевна? — начал он издалека.
— Вы поняли совершенно правильно.
— У меня тут не указано ваше семейное положение и место работы.
— А у меня нет ни того ни другого.
— Простите?
— Я нигде не работаю, и семьи у меня нет.
— Совсем нет? — неожиданно заинтересовался он. — А родители, братья, сестры?
— Родители есть и брат, но они живут в Америке.
— Давно?
«Интересно, чего он хочет добиться, задавая такие идиотские вопросы?» — подумала я, но любопытство следователя удовлетворила.
— Родители — два года, брат с женой — четыре.
— Простите, а на что же вы тогда живете? — совсем уж неофициально полюбопытствовал Константин Олегович.
— На случайные заработки.
— А кто вы по профессии?
— Механик.
В глазах следователя отразилось явное недоверие, но я не спешила с объяснениями. Нужно будет, сам спросит.
— Э-э… какого рода механик? — не сразу сформулировал он вопрос.
— Что вы имеете в виду?
Отвечать вопросом на вопрос, конечно, невежливо, но как тут было отвечать — женского?
Константин Олегович пришел в замешательство. На ничем не примечательном лице отразилась целая гамма чувств — от недоумения и раздражения до трогательной растерянности. Последнее выражение придало ему в моих глазах человечности, поэтому я смилостивилась: