Мы сдвинули солому в угол и только тогда получили разрешение умыться и подойти к длинному столу. Девчонка дала нам по кусочку плотного хлеба, налила в миски какой-то бурды, которую баронесса называла кофе. Противная еда, но голод – не тетка, и мы съели свои куски, не заметив.
– Луиза! – крикнула помещица. – Дай им еще по одной порции.
Девчонка со всех ног бросилась в дом, вынесла еще три куска хлеба, но, когда хотела положить перед Левкой, баронесса остановила ее:
– Этому не давай. А тому, – показала на Димку, – дай еще два куска.
Фрау, наверное, думала, что если мы голодные, то готовы продать товарища за кусок хлеба. Но она ошиблась: Димка отдал хлеб Левке.
– Тому не давать! – крикнула помещица.
Тогда мы с Димкой тоже не стали есть своих порций. Баронесса побагровела, как вчера, и приказала служанке:
– Отдай все свиньям!
Девчонка насупилась и стояла у стола, не торопясь выполнить повеление хозяйки.
– Повторять? – крикнула баронесса.
Луиза собрала со стола хлеб, так и не подняв головы, понесла его в хлев. Мне почудилось, что в глазах у девочки блеснули слезы. Кто же она в доме? Родственница или чужая?
Мы все еще стояли у стола. Я следил за Луизой, но, почувствовав на своем лице чей-то взгляд, оглянулся и увидел ту самую девушку с косами, которую мы видели в толпе невольников. Она стояла в открытых дверях коровника и, облокотившись о лопату, приоткрыв рот, смотрела на нас.
– Что? Или не признала? – неловко усмехнулся я.
– Признала… Вы – русские!
Я радостно кивнул.
– Тебя как зовут? – спросил Димка:
– Агриппиной… Груней, – поправилась девушка.
– Что такое? – услышал я сиплый баронессин голос: – В моем присутствии – ни одного слова на вашем языке!
Мы уже собирались идти не солоно хлебавши в свой амбар, когда калитка широко распахнулась и в ней в сопровождении овчарки возник Не Жилец на белом свете…
– Мама, теперь можно? – спросил он.
Баронесса кивнула. В ту же минуту в калитку, тесня друг друга, полезли маленькие немцы. Оказывается, Карл собрал их, чтобы похвастаться русскими детьми и дать цирковое представление. Все эти хорошо одетые «кнабе» и «медхен»[35] остановились в тени сарая и пялили на нас глаза, как на дикарей.
– А почему они не красные? – удивленно вопрошала маленькая немочка. – Они такие же, как люди…
– А почему вы белые? – расхохотался Левка. – Я думал, вы – коричневые…
– Он говорит по-немецки, – шушукались ребятишки, а девчонка, удивлявшаяся нашему сходству с людьми, хлопала в ладоши:
– Они совсем, как мы…
– Я бы подох от стыда, если б походил на вас, – бурчал по-русски Димка.