враждебным. Ему хотелось верить, что в канистре, на которой написано «хлор», и на самом деле не содержится ничего более опасного, чем обычный хлор, однако он знал, это не так. Канистра и заплечная сумка, в которой она хранилась, были сейчас запечатаны в пластиковом контейнере, пристегнутом к сиденью, рядом с которым сидел сержант Майк Пирс.
* * *
— Он все еще не позвонил, — заметил Джон Брайтлинг, глядя на часы. На стадионе в Сиднее продолжалась церемония закрытия. Председатель Международного Олимпийского Комитета готовился выступить с речью, в которой он приглашал молодежь всего мира принять участие в следующих Олимпийских играх. Затем раздастся торжественная музыка оркестра и погаснет олимпийское пламя... одновременно начнется угасание большинства человечества. На стадионе воцарится грустное настроение, но вместе с грустью будет ощущаться такое же чувство неизбежности. Не будет следующей Олимпиады, и молодежь мира больше не услышит торжественного зова труб...
— Джон, он, наверно, следит за закрытием Олимпиады так же, как и мы. Подождем еще немного, — посоветовал Билл Хенриксен.
— Ну если ты так считаешь. — Брайтлинг обнял плечи жены и попытался успокоиться.
Даже в этот момент зрители, входящие на стадион, прошли через туманные системы и были обрызганы нано-капсулами, содержащими Шиву. Билл прав. Нельзя изменить неизбежное. Он видел это в своем воображении. Улицы и хайвэи опустеют, фермы перестанут работать, аэропорты закроются. Деревья будут наслаждаться жизнью без лесорубов, угрожающих им. Повсюду будут шнырять животные, обнюхивая опустевшие дома и, возможно, удивляясь, почему стих шум и куда исчезли двуногие существа. Наступит пир для крыс и других животных, питающихся падалью. Собаки и кошки вернутся к своему первобытному состоянию и попытаются выжить, насколько позволят обстоятельства. Растительноядные и хищные животные избавятся от преследования охотников. Разбросанные повсюду яды будут продолжать убивать, но в конце концов им придет конец, и прекратится гибель животных, которые не нравились фермерам и другим людям. В этом году больше не будет кровавого убийства новорожденных тюленей, которых безжалостно истребляли из-за их восхитительных белых шкурок. В этом году произойдет новое рождение мира... и, если для этого потребовалось насилие, оно стоит той цены, которую уплатит человечество за свои преступления. Им на смену придут люди, обладающие разумом и любовью к природе и способностью ценить ее. Это было религией для Брайтлинга и его людей. Несомненно, в их вере сохранились все характерные атрибуты религии. Они боготворили великую общую систему жизни, называемую Природой. Они сражались за нее, потому что знали, что Она любит и лелеет их. Все было так просто. Природа была для них не существом, а гигантской всеобъемлющей идеей, которая создает и защищает всех, кто близок к ней. Вряд ли они были первыми людьми, посвятившими свою жизнь идее.