Сойдя с седла, Тимур уже шел по коврам к своему месту перед мехрабом, когда к Повелителю, отодвигая идущих следом вельмож, протолкался Шейх-Нур-аддин.
- О амир! Наших лошадей конокрады угнали.
- Что?
- Всех наших лошадей с пастбищ.
- Каких лошадей?
- Когда конных воинов спешили для осады, лошадей отогнали к табунам на пастбище. А их оттуда всех угнали.
- Куда?
- А кто ж знает?
- Кто угнал?
- Пока мы тут воевали, чернобаранные туркмены с пастбищ угнали всех наших лошадей. И твой табун тоже. А куда - еще не знаем. Но говорят, в сторону Абуластана.
Тимур остановился.
Шествие благоговейно замерло. Некоторые подумали, что тут совершается какой-то обряд по народному обычаю.
Тимур оглянулся. Заметив рядом с собой Шахруха, подозвал его.
- Бери, у кого уцелели, лошадей и гонись за ворами. За конокрадами. Выручай табуны. Помни, такой беды ни один враг нам не придумывал.
- Куда ж мне за ними?
Шейх-Нур-аддин повторил:
- Они ушли, думают, на Абуластан, там их земли, их выпасы.
- Баязет, что ли, их подослал?
- Они сами по себе. Тут их отчие земли. Кара-Юсуф ими правит.
- Опять этот проходимец! Догоняйте, и никому никакой пощады. Чтоб не осталось подлого племени. Чтоб сами камни про них забыли.
Шахрух в широком праздничном халате, едва поспевая за рослым Шейх-Нур-аддином, поспешил с ковров к своему седлу.
Тимур, не вслушиваясь в славословия и не внимая молитве, стоял впереди молящихся.
- Без лошадей нам как быть! - шепнул он, становясь на колени чуть впереди Мираншаха.
Мираншах согласился, часто закивав головой, увенчанной огромной розовой чалмой, где сверкал редкостный алмаз, выломанный изо лба золотого будды в индийском походе.
Нежданная беда озадачила Тимура: спешенные конники - это не конница, а войско без конницы - это уже не Тимурово победоносное воинство.
Тимур дольше задерживал лоб прижатым к прохладному коврику, а окружающим казалось, что он молится усерднее, чем всегда.
Встав с колен, Тимур сказал:
- А теперь поедем к могиле, куда положили двенадцать тысяч самых отважных из нас, которым я приказал взять этот город. Которые его взяли.
И уже не грохотом победителей, а в безмолвии, каждый невольно размышляя о своей воинской судьбе, они поехали за город к свежим могилам.
Не было могилы только у четырех тысяч защитников Сиваса. Они лежали во рву, заживо закиданные землей, полузалитые водой, а в ров валились тяжелые обломки сносимых укреплений.
Нужен был долгий труд множества подневольных людей, чтобы снести эти стены, столько веков оберегавшие город.
Мутаххартен и Кара-Осман-бей отправились назад, к себе, в Арзинджан и Арзрум, править землями, оставленными Тимуром на попечение Мутаххартена.