Наконец банщик наполнил всего себя долгим медленным вздохом, повернул лицо к стене и пробормотал:
- Штаны... Штаны? Какие?
- Там, где пропускать пояс, обшиты красной каймой.
- Возможно ль запомнить все штаны Сиваса?
Банщик лежал навзничь на плитах пола. Мулло Камар сидел над его головой на корточках.
Оба молчали, но разговор продолжался: один думал и припоминал, другой ждал ответа.
Наконец, покряхтывая, банщик поднялся, растирая ушибленное плечо.
Мулло Камар настаивал:
- А кто ушел, пока я мылся, пока я не спрашивал у тебя свое белье? Вспомни-ка!
- Многие одевались и уходили. Бахрам-ходжа ушел. Наш почтенный старик, содержатель караван-сарая. Длиннобородый. Очень спешил. Выхватил из кучи белье, надел кое-как и побежал. Тоже наш турок, Савук-бей, золотая серьга в ухе, тоже ушел. Не спешил, но о чем-то так думал, что и не смотрел, какое белье берет, только б какое посуше. Долго одевался. И ушел. Он нездешний. Из Бурсы. Караванщик. Говорят, от самого султана ходит. Затем и серьга в ухе: примечай, мол, заместо пайцзы султанская серьга!
- Вот! - встрепенулся Мулло Камар. - А настоящей пайцзы ты тут не приметил?
- В баню с пайцзами кто ходит? Тут дорога, что ли, или караулы стоят?
- А еще кто вышел?
- Я пошел мыться, когда армянин одевался. Это наш, здешний, шерстью торгует. Имя Аршак. Он сел одеваться, а я оставил ему все белье: выбирай какое хочешь. А сам пошел мыться.
- А еще?..
- Остальных не приметил. Выходить выходили. А кто... Тоже венециец Николас-баш ушел. Горбун. На аиста похож - ноги длинны, как у журавля, а тело маленькое, с верблюжью голову. Но умен. Глаза черные, как жуки. И все видит и помнит. Из Венеции. Издавна здесь живет, а родом венециец Николас-баш. Караван-баш. Водит караваны то в Басру, то в Трабзон. Всегда к морю. Он хорошо рассказывает: города, дороги, народы, где что видел. Он сперва в самой темной нише моется - стыдится. А потом полотенцем накроется и выходит, а мы уже ждем. Он садится рассказывать, а мы слушать. Он кахву пьет. Хотя у нас и нельзя это, на кахву строгий запрет, да ему тайком носят туда, в нишу, где никто не видит.
- А кто это варит, если нельзя?
- Того, добрый человек, я не приметил. Кто-то носит, а кто, не приметил.
- Таишь!
- Мало ли тут людей ходит! Мое дело - грязное белье брать, стираное выдавать.
- Вот и отдай мне мое! - снова заспешил Мулло Камар. - Мне дай мое, а не это - к заду прилипло, шагу не шагнешь.
- Ты уже спрашивал, я уже отвечал.
- Найди, брат, мои штаны!
- Ты сам видел, какие были, я отдал. А те я откуда возьму, когда их тут нет?