Он пренебрежительно фыркнул.
— В этом ничего особенного нет. Послушай-ка, дорогая, это ведь ужас — двадцать шесть спален! Я знаю, что теперь будет. Ты станешь изумительной хозяйкой. Ты будешь все устраивать. Ты будешь все время говорить о матрасах, посудомойках и залогах. Ты будешь носить на талии связку ключей и внушительно звякать ими. Мы заведем гувернантку и огород. Ты будешь всех потрясать.
Она опустила глаза и крепко сжала губы. Чтобы не рассмеяться.
— Без сомнения, у нас будет сад и огород, но если тебе не нравится, я не буду носить ключей.
— Molta prammatica Signora Мейтланд [68], — строго сказал он, — прежде, чем мы уедем из Италии, я хочу, чтобы у тебя появилась хотя бы одна непрактичная мысль.
Ли разглядывала копыта Мистраля. Она медленно скользила глазами по косому брюху, по кожаному сапогу Сеньора, его ноге, легко прилегающей к крупу коня. Ее взгляд задержался на его открытой груди, ярко освещенной солнцем. Она лукаво улыбнулась и встретилась с ним глазами.
Он вздернул голову. Ли почувствовала, что краснеет от его многозначительной усмешки. Она почти опустила глаза и отвела их в сторону, когда до него наконец дошло. Его дьявольские брови поднялись и он медленно улыбнулся.
— Ну, Солнышко, это действительно непрактично.
Ли быстро улыбнулась.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Непрактично, — продолжал рассуждать он, — не очень привлекательно.
Она откашлялась.
Он совсем откинулся и оперся локтем на круп Мистраля. У французов есть для этого название. Ли хмуро поглядела на него.
— Они назовут, конечно.
— Liaison a cheval [69], — пробормотал он, медленно болтая ногами. Мистраль отвел уши назад.
— По-моему, это ты придумал.
— Это более деликатный термин, — он, легко оттолкнувшись, выпрямился. Мистраль начал боком подходить к ней. Ли отступила и затрясла головой.
— Это была просто глупая мысль, — сказала она.
— Возмутительная, — согласился он. — Там стоит камень, чтобы садиться на лошадь.
— Но, право. Сеньор, не надо…
Мистраль отрезал ей путь к отступлению. Мягко пофыркивая, подняв голову, серый наступал боком, деликатно загоняя ее к стене и мраморным резным ступенькам.
— Я не это имела в виду, — говорила она. — Это просто нелепо.
С.Т. нагнулся и схватил ее за руку. Поднял ее и поцеловал ее пальцы.
— Залезай, любовь моя.
— В моем положении…
Он издал низкий рычащий стон, продолжая прижимать ее руку и губам:
— Оно заставляет меня хотеть тебя. Прямо сейчас.
— Кто-нибудь выйдет, — задыхаясь, говорила она.
— Забудь эти практичные мысли. Никто не выйдет. Они же итальянцы.
— Вот именно. Итальянцы! Самый общительный народ.