Он почувствовал холод… Затем она отвела свой взгляд, и его бросило в жар.
Рук упал на одно колено и склонил голову. Когда он снова поднял ее, перед ним уже был народ, заслонивший ее и, частично, ее людей. Один из них презрительно поднял бровь, выразительно посмотрел на Рука и многозначительно повернулся к нему спиной.
Рук уже пришел в себя. Он беспрекословно сел на скамью возле охранника, но не мог заставить себя отвести свой взгляд от того места, где только что была она. Толпа поредела, и он снова увидел ее. Он делал вид вначале, что изучает пилястры и вырезанных зверей, других паломников, проходящего мимо священника, бросая время от времени на нее взгляды украдкой. Но никто из ее свиты не обращал на него внимания, и он позволил себе смотреть на принцессу в открытую.
Она носила с собой белого сокола, который был так же безразличен ко всему, как она, словно этот зал был простым охотничьим полем. Кожа ее шеи и ног казалась особенно белой на фоне желтого цвета ее платья, сшитого по фасону, которого он еще никогда не видел в своей жизни — низкий вырез на груди, облегает пояс и бедра, вышито донизу серебряными стрекозами, глаза которых сделаны из изумрудов. Из-за этого при каждом движении складки ее платья сияли дивными оттенками. На узком ремне висел кинжал. Его гладкая ручка из слоновой кости была украшена малахитом и рубинами. Роскошные серебряные шнурки, спускающиеся от локтей на пол, имел на себе эмблему, выполненную в серебристо-зеленых цветах, которую он не мог распознать. Зеленые ленты с теми же эмблемами были вплетены в ее косы, которыми скреплялись ее темные, как черное небо, и гладкие, как дьявольский венец, волосы.
Он перевел взгляд на ее руки, поскольку больше не мог позволить себе смотреть так прямо на ее лицо. Еще более он боялся смотреть на ее тело из-за какого-то странного влияния, которое она на него производила. Перчатки и капюшон-клобучок на соколе, украшенные драгоценными камнями, как и все остальное, сверкали и светились. Она погладила грудку птицы своими большими пальцами, и, несмотря на расстояние, эта нежная ласка заставила его сердце кровоточить, словно ему в грудь вонзили кинжал. Он не мог оторвать глаз от ее пальцев, которые теперь прикоснулись к губам. Он увидел ее слабую улыбку, которую она адресовала каким-то дамам — такая холодная, холодная… Она вся была сиятельно холодной, а он — пылал. Он не мог запомнить ее лица. Он даже не понял, была ли она красива или нет. Он не смог бы описать ее черт. Ведь трудно описать солнце, глядя на это слепящее светило.