— Оставь его в покое, — сказал Бейкер.
— С чего это? Он тут храбрился и уверял, что всех нас с говном съест.
Так что, если он теперь ляжет и помрет, я не собираюсь его отговаривать.
— Если он не помрет, помрешь ты, — сказал Гэррети.
— Да, я помню, — Макфрис опять улыбался, но на этот раз совсем невесело, сейчас Гэррети почти боялся его. — Это он забыл.
— Я больше не буду так делать, — хрипло сказал Олсон.
— Остряк, — Макфрис повернулся к нему. — Так ты себя называл? Что ж ты теперь не остришь? Можешь лечь и сдохнуть здесь, это сойдет за шутку!
— Оставь его, — сказал Гэррети.
— Слушай, Рэй…
— Нет, это ты послушай. Хватит с нас одного Барковича. Незачем ему подражать.
— Ладно. Будь по-твоему.
Олсон молчал. Он только поднимал и опускал ноги. Полная темнота наступила в половине седьмого. Карибу, теперь уже в шести милях, слабо мерцал на горизонте. Людей у дороги было мало — все ушли домой ужинать.
Туман призрачными лентами развевался по холмам. Над головой замерцали звезды. Гэррети всегда хорошо разбирался в созвездиях. Он показал Пирсону Кассиопею, но тот только хмыкнул.
Он подумал о Джен и испытал укол вины, вспомнив о девушке, которую поцеловал утром. Он уже не помнил, как выглядела та девушка, но помнил свое возбуждение. Если прикосновение к ее заду так его возбудило, то что было бы, просунь он ей руку между ног? Он почувствовал спазм внизу живота и поморщился.
Джен было шестнадцать. Волосы у нее спускались почти до талии. Грудь у нее была не такая большая, как у той девушки. Ее грудь он хорошо изучил; это занятие сводило его с ума. Он хотел заняться с ней любовью, и она хотела, но он не знал, как ей об этом сказать. Были парни, которые могли добиться этого от девушек, но ему никогда не хватало воли. Он подумал о том, сколько среди них девственников. Гриббл, который назвал Майора убийцей, — девственник ли он? Наверное, да.
Они вошли в город Карибу. Там собралась большая толпа, приехала машина с журналистами. Прожекторы осветили дорогу ярким белым светом, сделав из нее теплую солнечную лагуну в море тьмы.
Толстый журналист в тройке бегал вдоль дороги, подсовывая микрофон под нос участникам. За ним двое запыхавшихся техников перетаскивали шнур от микрофона.
— Как вы себя чувствуете?
— Отлично. Да, отлично.
— Устали?
— Да, конечно. Но пока чувствую себя отлично.
— Что вы думаете о ваших шансах?
— Ну… Не знаю. У меня еще достаточно сил.
Он спросил быкообразного детину по фамилии Скрамм, что он думает о Длинном пути. Скрамм, ухмыляясь, сказал, что это самая большая херня, какую он когда-нибудь видел. Репортер торопливо кивнул техникам, и один из них тут же метнулся куда-то назад.