Существо в черном смокинге и красном эскоте с удивительным проворством подскакивает к старику. Рука с длиннющими пальцами вновь ныряет в рубашку Чамми Бернсайда, сжимается в кулак и вызывает боль, которой старик убийца не испытывал никогда в жизни, хотя подвергал невинных куда более жестоким мукам.
Страшное лицо мистера Маншана нависает над Берни. Единственный глаз сверкает.
— Ты чуфстфуешь боль, Берни? Чуфстфуешь, старый козел? Хо-хо, ха-ха, конечно, чуфстфуешь. Это тфои фнутренности я держу в сфоей руке. И если ты не перестанешь тянуть фремя, я фырфу их из тфоего тела, хо-хо, ха-ха, и обмотаю фокруг тфоей шеи! Ты умрешь, зная, что тебя задушили тфоими же кишками! Этому фокусу я научился у самого Фрица, Фрица Хаармана, который был таким молодым и сильным! А теперь! Что ты скажешь? Ты его прифедешь или задохнешься?
— Я его приведу! — кричит Берни. — Я его приведу, только перестань, перестань, ты разрываешь меня!
— Прифеди его на станцию. Станцию, Берн-Берн. Этот парень не для крысиных нор, не для лисьих нор.., не для Ком-би-на-ции. Никаких крофоточащих ношек для Тайлера; он поработает на аббала фот этим. — Длинный палец с черным ногтем поднимается к огромному лбу и постукивает над глазами (в этот момент Берни видит два глаза, а через секунду на лице остается один). — Понятно?
— Да! Да! — Внутренности Берни в огне. А рука в рубашке все крутит и крутит их.
Огромное лицо мистера Маншана висит над ним.
— На станцию.., куда ты прифодил других особенных.
— ДА!
Мистер Маншан убирает руку. Отступает на шаг. К радости Берни, начинает растворяться в воздухе, дематериализоваться. Желтые вырезки на стенах видны уже не за ним, а сквозь него. Но единственный глаз все висит над бледнеющим пятном эскота.
— Прошледи, штопы он пыл ф шапке. Этот опяшательно долшен пыть в шапке.
Берни энергично кивает. Его нос еще улавливает слабый аромат «Моего греха».
— Шапка, да, у меня есть шапка.
— Буть оштогошен, Берни. Ты штагый и раненый. Мальшишка молодой, и ему нешего тегять. Ошень бышттый. Если он оттебяубешит…
Несмотря на боль, Берни улыбается. Чтобы кто-то из детей убежал от него. Даже из особенных. Что за бред!
— Не волнуйся… Только.., если ты будешь говорить с ним… с аббала-дун.., скажи ему, что меня еще рано списывать со счетов. Если он меня подлечит, то ему не придется об этом сожалеть. А если вернет мне молодость, я приведу ему тысячу детей.
Тысячу Разрушителей.
Мистер Маншан все растворяется в воздухе. Теперь это едва заметное облако, зависшее посреди гостиной Берни в глубинах дома, который он покинул, лишь осознав, что кто-то должен заботиться о нем. Он сам, в силу преклонного возраста, на это не способен.