Резкие, громкие слова, долетевшие со стороны, противоположной «источнику», заставили крысу замереть.
— Осторожней с жигучом, святой отец, от него волдыри величиной с орех бывают. Смотри, пацан сейчас купаться будет, а мамаше хоть бы хны. Говорят, от этой химии тараканы вырастают с ладонь. Бурьян, жигуч — вся дрянь у нас гигантская. Это и есть Настоящее! Что сидишь? Ну давай, спасай пацана!
На пригорке сидели двое. Один — в черном, второй — в пестрой рубашке и с алым пиратским платком на шее. Один — священник, второй — поэт.
Говорил поэт. Звали его Килик Рифмач. А слова он чеканил так, будто продолжал давний-давний спор. Священник молчал. Только что он выпрямил найденный здесь же ржавый арматурный прут и теперь под корень рубил им кусты бледно-цветущего жигуча, собирая их в неяркий, но опасный букет.
Молодухи громко засмеялись. Брюнеточка вернула себе ожерелье, гордо подняла голову, уперлась руками в бедра и закрутилась перед подружками. Засмеялся и мальчонка. Он уже хлопал ладошкой по ядовито-желтой луже.
— Дался тебе этот жигуч, ты… Договорить Рифмач не успел.
От бочки метнулась серая тень, и, не обращая внимания на женские вопли, крыса потащила мальчонку в дыру. Тот не испугался, вовсю колотил кулачком по черному хребту. Вопль повторился в последний раз и захлебнулся. Спасти ребенка не было никакой возможности, и вскочивший на ноги священник только взмахнул рукой, как могло показаться, от отчаяния.
Раздался свист.
Бочковые доски и обручи полетели в одну сторону, мальчонка — в другую. Светя желтоватым брюхом, крыса закрутилась на месте, насквозь пробитая арматурным прутом. Наконец доползла до дыры в фундаменте и в два рывка втянула себя вместе с железом в ее черноту.
Брюнеточка бегом унесла рыдающего ей в плечо сына.
— Спасибо даже не сказала, — пробурчал Рифмач. — Но какой был бросок! Люблю красоту. Только зря хлопочешь, святой отец, Настоящее спасти невозможно. Все, что останется от его мусорной свалки, так это десяток моих гениальных стихов; ведь ничего нельзя сделать, пока они так присматривают за своими детьми. Смотри, мамаша опять болтает, а ребенок вновь без присмотра. Зря ты торопился из Будущего, их ничем не проймешь.
Поэт был прав. Как ни в чем не бывало брюнеточка с подружками вновь хохотали, а мальчишка мчался в сторону, погнавшись за жуком.
Бледно-голубые цветочки жигуча, судя по всему, пахли не очень приятно. Нюхавший их священник поморщился и отложил букет в сторону, стараясь не прикасаться к ядовитым листьям. Затем он, по-прежнему не говоря ни слова, повелительным жестом подозвал к себе брюнеточку. Та подлетела счастливая, радостная, легко наклонилась для поцелуя, чмокнула священнику руку, и в то же мгновение он ухватил счастливую мать за шиворот, швырнул себе на колени, с не очень-то подобающей святому отцу ловкостью задрал ее пышную юбку, благо под ней не оказалось трусиков, и принялся с чувством охаживать жигучом бледные тощие ягодицы молодой мамаши.