Она сказала, гневно глядя на него сверху вниз:
— Собственно говоря, именно так поступил сегодня Струмос.
— Я этого не знал, — сказал он.
— Похоже на то, — запальчиво ответила она.
— Ты согласилась? — спросил он, чуть-чуть слишком весело.
Она не собиралась позволить ему так легко отделаться.
— Зачем ты здесь?
Скортий, глядя на нее, понял, что под шелком ее темно — зеленого платья совсем ничего нет. Он откашлялся.
— Почему мы делаем то, что делаем? — в свою очередь, спросил он. Один вопрос за другим вместо ответа. — Понимаем ли мы когда-нибудь до конца?
Собственно говоря, он не собирался этого говорить. Увидел, как изменилось выражение ее лица. И прибавил:
— Я беспокоился, не мог спать. Не был готов идти домой, в постель. На улицах было холодно. Я видел пьяных солдат, проститутку, темные носилки, которые почему-то меня встревожили. Когда взошла луна, я решил идти сюда. Подумал, что мог бы попытаться… чего-то добиться, раз все равно не сплю. — Он посмотрел на нее. — Мне очень жаль.
— Добиться чего-нибудь, — сухо повторила Ширин, но он видел, что ее гнев исчезает. — Почему ты решил, что я буду одна?
Он боялся, что она его об этом спросит.
— Не знаю, — признался он. — Я только что задавал себе тот же вопрос. Наверное, потому что с тобой не связано имя ни одного мужчины и я никогда не слышал, чтобы ты… — Голос его замер.
И увидел тень улыбки в уголках ее рта.
— Увлекалась мужчинами? Он быстро покачал головой. — Не так. Проводила ночи с безрассудством?
Она кивнула. Воцарилось молчание. Сейчас ему необходимо было выпить еще вина, но он не хотел, чтобы она это заметила.
Она тихо сказала:
— Я сказала Струмосу, что не могу сменить факцию. — Не можешь?
Она кивнула головой:
— Императрица ясно дала мне это понять.
И когда она это сказала, это показалось совершенно очевидным. Ему следовало знать, и Асторгу тоже. Конечно, двор хотел сохранить равновесие между факциями. А эта танцовщица пользовалась духами самой Аликсаны.
Ширин не шевелилась и молчала. Он огляделся, размышляя, увидел драпировки на стенах, хорошую мебель, цветы в алебастровой вазе, маленькую искусственную птичку на столе, вызывающий смущение беспорядок на постели. Снова перевел взгляд на Ширин, стоящую перед ним. Он тоже встал.
— Теперь я чувствую себя глупо, помимо всего прочего. Мне следовало понять это, прежде чем тревожить тебя ночью. — Он слегка развел руками. — Императорский квартал не позволит нам быть вместе, тебе и мне. Прими мои глубочайшие извинения за это вторжение. Теперь я уйду.
Выражение ее лица снова изменилось: озарилось улыбкой, потом оно помрачнело, потом опять стало другим.