– И как же вы это сделали? Проконсультировались у ясновидящего?
– В Алекс позвонил неизвестный человек, комиссар. Он сообщил сержанту дежурной части, где находится тело, а тот – моему сержанту. Сержант связался со мной, и мы отправились прямо сюда. Нашли чемодан с телом девушки, и я позвонил вам.
– Анонимный звонок, говорите? В котором часу это было?
– Около двенадцати. Я как раз сдавал дежурство.
– Мне бы хотелось побеседовать с человеком, который разговаривал по телефону с незнакомцем. Попросите кого-нибудь проверить, не сменился ли он тоже с дежурства, и если он еще на месте, пусть попросят его не уходить, не написав рапорта. А как вы попали в камеру хранения?
– Через ночного мастера-смотрителя станции, комиссар. Когда камеру закрывают, ключи хранятся у него. – Дойбель показал мне на толстяка, стоящего в нескольких метрах от нас и покусывающего кожу на своей ладони. – Вон он стоит.
– Похоже, мы оторвали его от ужина. Скажите ему, что мне нужны имена и адреса всех, кто работает в камере хранения, узнайте, в какое время они начинают работать. И, независимо от этого, пусть все соберутся здесь ко времени открытия камеры хранения с записями и документами.
Я помолчал какое-то мгновение, набираясь мужества для того, что мне предстояло увидеть.
– Ну что ж, – собрался я с духом, – покажите мне труп.
В камере хранения Ганс Ильман сидел на большом свертке с надписью «Обращаться осторожно», куря свою самокрутку и наблюдая, как полицейский фотограф устанавливает вспышки и треногу для камеры.
– А, комиссар! – произнес он, увидев меня, и встал. – Мы приехали только недавно, и я знаю, вы не хотели бы, чтобы мы начинали без вас. Кушанье немного переварилось, и вам они пригодятся. – Он протянул мне пару резиновых перчаток, а затем недовольно посмотрел на Дойбеля.
– Вы с нами посидите, инспектор?
Дойбель скривился.
– Я бы предпочел уйти, если вы не возражаете, комиссар. Конечно, я должен присутствовать, но у меня дочь примерно такого же возраста.
Я кивнул.
– Разбудите Беккера и Корша и вызовите их сюда. Я не вижу причины, почему мы одни должны заниматься этим «приятным» делом.
Дойбель повернулся, чтобы идти.
– Послушайте, инспектор, – сказал Ильман, – попросите кого-нибудь из наших друзей-полицейских организовать нам кофе. У меня дело пойдет лучше, когда я окончательно проснусь. Кроме того, мне потребуется человек, чтобы вести записи. Может ваш сержант разборчиво писать, как вы думаете?
– Думаю, может, профессор.
– Инспектор, мне кажется, уровень образования полицейских из Орпо очень низок – туда берут всех, кто в состоянии нацарапать условия пари на бумажке. Выясните наверняка насчет вашего сержанта, очень прошу вас. Лучше я буду сам писать, чем потом расшифровывать каракули, похожие на кириллицу или на еще более примитивную письменность.