В тот год рано наступили холода и выпал глубокий снег. Уже к концу декабря Джимсу пришлось охотиться на снегоступах. По ночам бывали лютые морозы, и даже незамерзающие протоки покрылись льдом. Нырки улетели.
Стояла памятная зима 1755/56 года, рассказы о которой многие поколения сенеков передавали от отца к сыну, — зима, когда все живое, казалось, исчезло с поверхности Земли, когда лишения и голод убили каждого десятого сенеку, каюгу и онондагу в трех из шести союзных племен, живших на Крайнем Западе. Олени перекочевали на восток и юг. Медведи еще в ноябре залегли на зимнюю спячку. Еноты, основная пища индейцев в неурожайные годы, спрятались в своих норках и заснули беспробудным сном. Нырки улетели в поисках чистой воды. Для кроликов шел «седьмой год», когда их поголовье резко сокращается. Лоси и бизоны остались в низовьях Аллегейни. Мясо бобра и выдры стало дороже их меха. Недостаток мелкого зверя вынудил диких кошек, лис и прочих плотоядных созданий перебраться в дальние охотничьи угодья. Голод — костлявый, безжалостный голод — шагал по землям трех племен.
Первое время Джимсу удавалось кое-как держаться: он убил оленя и с помощью опытного в таких делах Вуско отметил несколько деревьев, в которых зимовали еноты. Но к концу января голод вплотную подступил к хижине на Литтл-Селус. Во время охоты Джимс уходил все глубже в лес и порой не возвращался в течение двух дней. В феврале он совершил четыре таких похода и каждый раз возвращался ни с чем. Стоял страшный мороз. Деревья в лесу трещали, как ружейные выстрелы. Ни днем, ни ночью не унимались ледяные ветры. С каждой неделей глаза Лесной Голубки становились все больше, кожа прозрачней, тело слабее. Когда Джимс возвращался с охоты, девочка вся светилась счастьем, но он замечал, что силы ее тают на глазах. Он охотился с исступленной, нечеловеческой энергией. Когда голод особенно плотно сжимал свои смертельные объятия, все отдавалось ребенку: пара дроздов, сраженных стрелой, мясо рыжей белки, желуди, найденные в трещинах старого пня, сочные корни кувшинок, сохранившиеся под двухфутовой толщей льда. Затем — дупло дерева, спящий енот, и на несколько часов все сыты. Так одна томительная неделя сменяла другую, и по пятам за ними на расстоянии вытянутой руки неотступно брела смерть.
Мучительный страх начал преследовать Джимса. Туанетта не выходила у него из головы днем и являлась во сне ночью. Она тоже участвовала в этой яростной схватке за жизнь. А ведь на руках А Де Ба было одиннадцать ртов, а не четыре.
Ночью, когда в лесу завывал ветер и деревья стонали под его порывами, страх бросал Джимса в холодный пот, и ему не раз приходила мысль бросить свою семью и отправиться разыскивать Туанетту. Воображение рисовало ему мрачные картины постигшей ее судьбы, и постепенно они превратились в навязчивый кошмар. Вуско подливал масла в огонь: медленное умирание от голода сломило мужественного старика, и его зловещие пророчества доводили Джимса до исступления. Серая Лиса не падал духом, хотя так похудел, что казалось — скулы вот-вот прорвут кожу. Но больнее всего ранили Джимса глаза Лесной Голубки. Они уже занимали почти половину ее осунувшегося личика; их темные глубины были полны мукой голода, и Джимс боялся, что нежная душа девочки может в любую минуту покинуть свою земную оболочку. Однако Лесная Голубка ни разу не пожаловалась и неизменно встречала его радостной улыбкой. Силы Джимса начали убывать; его охоты стали недолгими, и редко он уходил дальше чем за три или четыре мили от хижины. Убить какую-нибудь случайную птицу — вот все, на что он мог надеяться. И в самый тяжелый час той страшной зимы молитва его была услышана. Однажды в сильную метель, когда, почти ослепнув, Джимс с трудом пробирался к дому, он встретил ослабевшую лань и убил ее. Если бы не этот подарок судьбы, Вуско и Лесная Голубка непременно умерли бы. Все вместе они встретили первую весеннюю оттепель. Из зимних убежищ начали показываться еноты; в ручьях, вскрывшихся ото льда, виднелись мясистые корни водяных растений. В самом начале марта погода повернула на тепло, и Джимс со своими спутниками пустился в обратный путь в Ченуфсио. Пища теперь была в изобилии, и по вечерам все четверо собирали живительный кленовый сок.